понять, кого больше возмутил вымышленный брак – Дилаю или Тая, но маскировка сработала. Пусть королевские маги и поставили Лань и ее спутников во главу списка разыскиваемых, это мало мотивировало пехотинцев, стоявших у ворот одного из крупнейших торговых городов и ежедневно проверяющих тысячи въезжающих и выезжающих путешественников. Патрульный лишь бросил на Дилаю и Тая беглый взгляд, прежде чем взмахом руки позволить им проехать (при этом он прикрыл нос, будто боялся подхватить таинственное заболевание, которым страдала Дилая).
И вот настала очередь Лань. Она прищурилась, когда к ее лицу поднесли факел. После нескольких перезвонов темноты его свет казался невероятно ярким. Когда она посмотрела в зеленые глаза патрульного, на мгновение ей вспомнился другой элантийский солдат, из ее прошлой жизни в Хаак Гуне. Лань могла поклясться, что патрульный заметил страх в ее глазах и почувствовал, как напряглось ее тело.
Но он только зевнул и махнул рукой, пропуская ее. Свет факела осветил лицо следующего торговца.
Лань присоединилась к Дилае и Таю, которые ждали ее на обочине. Все трое добрались до Наккара, одного из самых оживленных торговых пунктов Нефритовой тропы… Наиболее тщательно патрулируемого западного города Последнего царства. Теперь им предстояло найти легендарную библиотеку, охраняемую кланом ЮйЭ, и выяснить, таится ли в ней путь к Шаклахире, Забытому городу Запада.
5
У каждой вещи в этом мире есть точка рождения и точка смерти.
В этом и заключается основополагающий цикл ци.
Цзэнь внезапно проснулся посреди ночи. Ему снился город из песка, серебряный полумесяц, окутанный тенями дракон.
И ему снилась Лань.
Он выпрямился и провел рукой по лицу. Фитиль сальной свечи догорел, а чернильница опустела; погребальная камера, в которой он теперь работал, была погружена в тишину и мрак. Наступили часы, которые простой народ называл призрачными. Это имя имело куда более глубокий смысл, чем многие полагали: инь из других миров просачивалась в этот в большем объеме, так что шансы увидеть духов и чужие души заметно возрастали.
На импровизированном столе Цзэня были разбросаны барабан из лошадиной кожи, золотое орлиное перо, латунное зеркало размером с ладонь и трактат «Классика Богов и Демонов».
Целый день он провел в одиночестве над книгой, что нашел в сундуке из березового дерева. Взгляд его стал остекленевшим, а плечи болели от кропотливого перевода мансорианского языка, со знанием которого ему суждено было вырасти, который он должен был знать так же хорошо, как линии на собственной ладони. Он не спал, не ел и даже не пил, если не считать чашечку чая, которую для него заварил Шаньцзюнь.
Тень Черной Черепахи примостилась в самом темном углу комнаты, паря в том месте, до которого не дотягивалось пламя свечи. Бог-Демон оставался рядом с Цзэнем весь прошедший день, поскольку его упорство уступило место разочарованию, и он не стал разрывать