Феечка. Елена Викторовна Грабовецкая

в нем птице, но испугавшись упала, колено наткнулось на что-то острое, и из него потекла кровь.

      – А я тебя предупреждала?! – торжествовала тетя Люда.

      – А мне не больно! – рассмеялась Фенечка и побежала домой плакать.

      Мамы дома не было, Фенечка рыдала, прислонившись спиной к захлопнувшейся двери, но тетя Люда этого не видела. Точно так же, как не видели ее рыданий в садике Валик и Милка.

      Глава 5. Артистка

      А вы знаете, что наша Феня умеет играть на скрипочке? – Сказала бабушка моему дяде, тете и другим маминым братьям и сёстрам, пришедшим на праздник.

      – Вот, посмотрите, какие красивые пальчики у неё стали, – гордо добавила она. Все наперебой стали хвалить артистку и просить сыграть. Особенно просил дядя: – Так люблю музыку, хочется такой песни, чтобы душа развернулась от счастья, скрипка пела, плакала и смеялась.

      – Она не поёт, – ответила Феня, она разговаривает, особенно первая скрипка, которая солирует.

      Фенечка уже знала из уроков музыкальной литературы, что есть оперы, которые пишут композиторы и либретто к ним. Это красивое слово означало словесное содержание событий, о которых поют и играют в опере. Чтобы придать своей игре значимости, она сказала:

      – Я вам расскажу либретто пьесы Бетховена – историю о бедном сурке. Она вкратце пересказала стихи Гете и побежала за скрипкой. Пока она ходила, поставили стул. Дядя подхватил одной рукой знаменитую скрипачку вместе со скрипкой и поставил на него. Стоя над сидящими слушателями, она торжественно объявила: – Бетховен. Сурок.

      Музыка была такой тягучей и грустной, будто детсадовец ноет, выпрашивая у мамы мороженое взамен упавшего в песок. Но короткая пьеса, все равно, быстро закончилась. Артистка понимала, что большим людям нужна большая музыка, но кроме этой маленькой пьесы и этюдных упражнений, она больше ничего еще не знала, поэтому решила сыграть пять раз одно и то же. Второй раз она сыграла громче, третий – тише и жалобнее, потом опять громче – так, что смычок стал дымиться от поднимающейся ввысь канифоли. Увидев краем глаза, что дядя скорчил гримасу, она остановилась. Было непонятно, он смеется или плачет. Смахнув слезу, он сдерживал то ли смех, то ли рыдания.

      – Почему вы плачете, ласково спросила Фенечка? Сурок остался жив и мальчик тоже.

      – Твоя скрипка так жалобно разговаривала, – сказал, дядя,– что я думал, она – при смерти, а сурок такой тощий и несчастный, что дышит на ладан. А смеюсь я от того, что у меня такая находчивая племянница.