цветок с дюжиной применений во врачебном деле и особенным запахом, немного горьким, как печальная улыбка госпожи.
Она сразу догадалась, о ком были те строки, и, когда Алеш дочитал, произнесла полушепотом:
– Я совсем не умею так красиво выражать чувства, но, если ты не против, я тебя поцелую.
Владыка Тильбе взял с него клятву – буквально требовал поклясться курганами предков, чего Алеш никогда прежде не делал – держать их с госпожой связь в тайне, особенно от будущих детей. Затем они пожали друг другу руки.
– Если обидишь ее, я тебя убью, – сказал Отто.
– Не сомневаюсь, – ответил Алеш, прикусив язык, чтобы не сказать того же.
Лучшие стихи Ясменника родились в один год с мальчиками-близнецами. «Дыши, дыши, мое сердце, бейся! Пей Арники терпкий аромат…»
Все они до единого были о любви.
Только яд Лукии Корсах продолжал отравлять их жизнь. Мастер Матей и Алеш, как бы ни старались, что бы ни пробовали, исправить ничего не могли: Арника ослепла полностью и навсегда. После рождения мальчиков она сказала, что больше не хочет из-за этого злиться. Алеш, как мог, поддержал ее – она в своем праве. А он имел право на тлеющий в душе гнев.
Со дня утверждения нового мирного договора между Берстонью и Хаггедой целая неделя, занятая работой, пролетела для Алеша незаметно. Он перемещался лишь между кабинетом и спальней и почти ни с кем не виделся, кроме Фабека, – даже не знал, повторился ли у Венцеля злосчастный приступ икоты. На результат трудов смотреть оказалось приятно: тщательно протертые от пыли книжные полки равномерно уставлены томами, тетради и записи, листик к листику, лежат в хронологическом порядке. От кое-чего Алеш без особого сожаления избавился, чтобы не занимать место. В жаровне еще алели рваные края исписанных бумаг, наполняя комнату специфическим запахом.
Раздался отрывистый стук в дверь: четыре коротких удара.
Еник.
– Меня здесь нет! – откликнулся Алеш.
Дверь чуть приоткрылась – ровно настолько, чтобы пролезла большая взлохмаченная голова его любимого младшего брата.
В бытность свою совсем еще мальчишкой Еник носился по коридорам белого замка у подножия столичной горы, передавая туда-сюда устные сообщения и записки. Все знали, что если в дверь быстро-быстро стучат четыре раза – и будто бы откуда-то снизу, – выходит, прибыл «особый посланник».
Со временем он стал носиться только в том направлении, которое выбирал бронтский чудак, мастер Дитмар. Они с Еником удачно подошли друг другу: юный талант не имел душевной склонности к лекарскому ремеслу, которому его намеревались обучать, а старый ученый фонтанировал идеями, совершенно никак с этим ремеслом не связанными. Мастер Матей, отпуская от себя младшего подмастерья, загадочно улыбался в густую бороду, а Алеш долго ворчал, но в конце концов махнул на это рукой.
Теперь Еник вяло помахал ему через порог и мотнул головой в сторону лестницы.
– Владыка Отто тебя зовет.
«И молвил слово Первый-из-Господ…»
– Что же ты сразу не сказал! –