прыть, чтоб до темноты хотя бы выбраться в поля.
Но темнело гораздо быстрее, и вскоре Прохор сбавил ход, дорога через лес часто имела препятствия в виде поваленной тонкой осины, или обнажившихся корней сосны.
В надежде, что вскоре взойдет луна, Прохор пустил Чубара шагом, а сам всматривался вперед, с трудом различая направление.
«Должно быть уже недалеко до Василенкова овсяного поля, а там уже лес будет позади, глядишь, и звезды засветят, быстрее поеду, – думал Прохор, – Матушка ждет меня ночью, успею до света непременно!»
Впереди сквозь сумрак показалась поляна, а перед нею Прохор только чудом, благодаря своему молодому острому зрению разглядел на дороге валежник, вовсе закрывающий проезд.
Прохор сразу смекнул, что неспроста кто-то закрыл дорогу, он спешился и поглаживая чутко прядающего ушами Чубара, осторожно выбрался на поляну.
Даже в сумеречной темноте он разглядел страшное – посреди поляны вверх колесами валялись две разоренные подводы, к одной из них привалившись спиною, сидел какой-то человек, еще какие-то людские тени лежали чуть поодаль, слышны были слабые стоны.
Под сенью деревьев на краю поляны Прохора было не видно, большая ветвистая ель, из-за которой он смотрел на поляну, сливала его и коня с лесом.
Присмотревшись во тьму, он еле разглядел на другом конце поляны людей, которые что-то таскали большими мешками. Они уже отъезжали и скрывались в темном лесу, негромко покрикивая на лошадей.
«Это же они! – подумал Прохор, – Грабят обоз, не иначе… А людей Быковских видать побили сильно, али вообще убили, душегубцы!»
Позади него раздался какой-то шум, Прохор вздрогнул, хотел было обернуться! Но тут в голове у него неожиданно вспыхнула молния, и он упал без чувств на мягкий мох у ног Чубара.
Глава 9.
Глафира Мельникова с утра была в радости, недавно её мать, Ефросинья Семёновна, заказала отъезжающему в соседний уезд помощнику мельника Авдею Яронину купить для неё самой, и для красавицы-дочки по отрезу льняного канифаса, а еще тесьмы, ленты и прочих красивых штуковин.
Так вот, Авдей уже должен был вернуться с уезду, и Глаша ждала, когда же матушка отправит её к мельнице, рядом с которой и стояла изба Ярониных, чтобы забрать заказ.
Старший из детей Мельниковых, Глафирин брат Григорий был уже женат, и жил своим домом, а вот средний сын Михаил был уже сговорен с рыженькой Ульяной Толмачёвой, осенью наметили играть свадьбу. Потому Ефросинья и озаботилась заранее обновками для себя и для дочки к будущей свадьбе сына.
Мать с утра ушла к соседям, и долго не возвращалась, зацепившись языками с тёткой Устиньей, а Глаша не находила себе места от нетерпения.
– Глашка! Поди сюда, – позвал её брат Миша от курятника, – Мать наказала тебе яйца с-под кур собрать, ты чего всё у забора вертишься?
Сам он насыпа́л зерно в небольшую кадку, чтобы запарить к вечеру для скотины. Потом взял топор и пошел колоть щепу на растопку небольшой печи в пустом старом хлеву, где мать брала выхаживать