ссветного перламутра.
В его июльской тени c невидимой завесой, коснувшись которой, мысли становятся громче, чувства тише, а время и вовсе перестает существовать, сливаясь воедино с бурлящим сознание ручья.
В его трелях и в каждом шорохе-послании обострившихся чувств.
“Будь чуток к дуновениям ветра, шелесту и, особенно, к своим мыслям – они представляют наибольшую опасность”.
Полупрозрачные лучи солнца осторожно и кротко пробивались сквозь листву едва согретых ими деревьев, пробужденные трелями гирлянд из птиц. Неугомонный бессонной ночью ручей встречал новый день.
В таком лесу и жил мистер Лис. В лесу предгорья, где все самые интересные тропинки были вертикальными, купели спрятаны от глаз, также как и постоянные его обитатели – медведи.
Он сидел на ещё не прогретом полднем камне, наблюдая, как миллионы Вселенных зависли в воздухе, прокладывая маршруты по лесу. Лесник обычно называл это «туманом».
Взгляд Лиса пронизывал горизонт разросшихся и оттого благодарных прохладному утру папоротников.
Его шкурка была расцветкой как у тибетских сородичей, но всё же он, несомненно, отличался от них
Взглядом.
Человеческим взглядом.
Ведь Мистер Лис был не обычным представителем своего семейства.
Бывали времена, когда о нем слагались легенды.
Его укусы лечили раны, удары лап возвращали почву под ногами, а острейший нюх мог определить, где в это мгновение находится тот, кому больше всего нужна помощь – человек с пустым сердцем, головой полной мыслями и разорванной в клочья жизнью.
Он был санитаром леса, который делал этот мир лучше, избавляясь от тех, в ком больше не осталось веры: гасил горячие точки скопления хаоса, чтобы экосистема продолжала функционировать без сбоев и сломанных микросхем. Как восход и заход солнца, как приливы и отливы – порядок вещей должен быть соблюден. Иначе в дело вмешаются более суровые высшие клининговые сервисы порядка. Его нельзя было считать ни злом, ни добром. Он лишь нёс свою дхарму, не заботясь о последствиях, ведь они будут всегда – независимо от степени его отстраненности.
Так было и сейчас. Лис подставил свою усатую мордочку ветру и ловил доносящиеся дуновения, чтобы понять, где, в какой части леса он должен быть сегодня. Его пепельно желтая шкурка, испещренная кельтскими рунами, колыхалась от едва уловимого дыхания леса.
Вздернутый к солнцу нос сник. Похоже сегодня в лесу без драмы.
Мистер Лис двинулся в сторону поляны, густо усеянной клевером. Пухлые июньские кролики носились взад и вперед, расплескивая избытки солнечных лучей на своих шкурках. Всего лишь несколько столетий назад эта поляна была болотом, и Лис помнил эти времена. Ведь руны на его шерсти были нарисованными кем-то, кто запечатлел их впервые.
Полного понимания того, для чего это сделали с ним, у него не было.
Он по крупицам собирал ответы из уже произошедших событий, и тех, что наступят в будущем.
Конечно, проще было бы спросить у того самого человека, но он никогда не давал ответов, а если и давал, то эти ответы были настолько отстраненные и расплывчатые, что плодили лишь еще большее количество вопросов.
Так что Мистер Лис предпочел однажды уйти, чтобы искать эти самые ответы в одиночестве, в тишине и густой темноте. Тогда он еще не знал, что все самые важные озарения уже теплеют в его груди.
Лис внимательно следил за кроликами и тем, как их души рисуют запутанные маршруты на карте леса в виде флёра акварельных следов. Животные отстукивали лапками ритмы капель мартовской оттепели и окутывали всё вокруг ароматами, сносящими крышу любому хищнику.
Где-то вдали начала виднеться тень сокола. Казалось, можно было увидеть даже с такого приличного расстояния как его когти по привычке стали смыкаться и размыкаться от одного лишь вида мягких шкурок.
В отличие от мягких акварельных мазков ауры кроликов, сокол оставлял в небе совершенно другой след – леденящий душу, с запахом металла и, при этом, неожиданной теплой древесности. Если бы эта птица была материалом, которым можно нарисовать картину этой части леса, то сокол определенно был бы коричневой смолой.
Лис услышал едва уловимый и тихий визг. Кролик, который нежился на солнце и уснул, моментально оказался в когтях у сокола и взмыл в небо.
Пожалуй, смерть во сне могла быть не самой худшей смертью, только если бы за этим не следовал долгий путь в когтях хищника на высоте птичьего полета над этой опушкой, деревьями и тем же лесом.
Это могло бы быть самым жутким опытом в жизни этого кролика, или он мог бы смириться со своей участью и встретить смерть с благодарностью за столь великолепный пейзаж.
“Ну и денек должно быть у них, одна атака за другой. Но сейчас самый лучший момент для моей, пока еще они находятся в состоянии шока, а адреналин в их крови сходит на нет, являясь скорее противником, тормозящим их адекватные реакции, чем союзником.”
Лис вытащил свою мордочку и с нарочитым достоинством