вспомнил, что в котельной наверняка остались дрова, топчан и какая-нибудь телогрейка, а значит, мне вполне можно переночевать там.
Котельная была открыта. И топчан был. И поленница дров вдоль стены. Я быстро растопил огонь в котле, нагрел помещение, вскипятил в консервной банке воды и устроился на топчане. Да, ещё дверь, дверь я припёр ломом.
Мне было, с одной стороны, хорошо, с другой – как-то не по себе. Хорошо оттого, что я будто вернулся домой, пусть не совсем в свой, но всё-таки в дом. А не по себе потому, что я был один. Я – и холмы со всех сторон, а в холмах кто только не водится…
Я выпил кипятку, закутался в ватник и стал старательно засыпать. Но не получилось. Сначала мыши мешали, затем прогорели дрова, и мне пришлось вставать и подбрасывать в топку поленья.
А потом в дверь постучали.
Сначала я решил, что мне послышалось, но стук сразу же повторился.
– Кто? – спросил я.
– Я, – ответил детский голос.
Я вскочил с топчана. Детский голос ночью, в заброшенном доме… Ненормальность какая-то. У меня промелькнула даже идея, что это Римма меня выследила здесь.
– Не бойся, – сказал голос. – Я Лёха.
– И что?
– Я сын Сухого.
– У Сухого не было никакого сына.
– Был, – заверил меня голос. – Ещё когда папка тут работал, я был. А потом, когда детдом закрыли, папка к нам в посёлок переселился.
– Какой у него руки нет, правой или левой? – спросил я.
– У него обе руки есть, – ответил этот Лёха.
Я убрал лом и открыл дверь. В котельную протиснулся парень в таком же, как у меня, ватнике и в огромных солдатских сапогах. В руках у парня было такое же огромное ружьё.
– Ружьё убери, – сказал я. – А то ещё выстрелишь.
– Тебя как зовут? – Лёха поставил ружьё в угол, уселся у котла и стал греть руки.
Я назвался.
– А я Лёха. А это карабин.
– Ты уже говорил, что ты Лёха. Значит, ты сын Сухого?
– Ага. Сначала отец присматривал за вашим домом, а потом он болеть стал, не мог уже. Мне велел присматривать. А год назад помер он, похоронили его тут недалеко на холме. Ну, а я всё присматриваю…
– Я не воровать пришёл.
Лёха усмехнулся:
– Тут воровать больше нечего, всё уже своровали. Мне отец сказал – если кто вдруг вернётся, ты помоги ему. Тебе что-то нужно ведь, да?
– Я хотел кое-что спросить. Узнать кое-что…
– Ты хочешь спросить о ведьме?
И Лёха улыбнулся.
По спине у меня побежали мурашки.
– Почему ты решил, что о ведьме? – спросил я.
– Не знаю. У тебя лицо такое. Испуганное. Я видел такие лица…
Лёха посмотрел на дверь и снова припёр её ломом.
– Такие лица бывают у тех, кто встретился с ведьмой.
– Почему ты называешь их ведьмами?
– Значит, я угадал. – Лёха взял свой карабин, клацнул затвором, выщелкнул из магазина патрон.
Патрон блестел, в отблесках печи он казался красным