чего ж ты смутилась-то, милая? – искренне удивилась та. – Дело молодое, как говорится.
Девушка облизала пересохшие губы.
– Тетя, я… мы… У нас не было ничего…
Женщина вдруг склонилась к племяннице, пристально всматриваясь в ее лицо.
– Да что ты говоришь!.. И в своем ли ты уме, девочка?
Полина уже совсем ничего не понимала.
– Ему сколько лет? – уточнила тетка.
– Двадцать пять…
– Двадцать пять… Так, так… Ничего не было, значит…
Она присела рядом на кровать, насмешливо качая головой.
– Вот я думаю: ты, правда, дурочка или прикидываешься?
Полина молчала. Ее не отпускало ощущение какой-то мерзости происходящего.
– Ты действительно веришь в то, что здоровый парень в двадцать пять лет наслаждается платонической любовью с тобой?
Девушка закрыла глаза, каменея от услышанного. Сбежать бы отсюда, спрятаться. Закрыть уши. Забыть обо всем. Но тетка всерьез настроилась «просветить» ее.
– Я ведь тебе добра желаю… Пойми, глупышка, если он с тобой в постель не ложится, то ее кто-то другой греет. И по-другому быть не может. Никак. Так что я бы на твоем месте была бы понастойчивей. Особенно, если ты и в самом деле хочешь его удержать.
Оставшись одна, Полина все так же продолжала сидеть на кровати, уставившись в одну точку. Вечер был безнадежно испорчен. Как и предстоящая ночь, в которую девушка не смогла сомкнуть глаз.
Она сама набрала номер Мирона, дождавшись ухода тетки на работу. Пригласила на обед, стараясь, чтобы он не почувствовал, как сбивается ее голос.
Паника подступала с каждой минутой все сильнее и сильнее. И даже радость от встречи с любимым человеком померкла от этого удушающего страха.
Мужчина с некоторым удивлением осмотрел накрытый стол, перевел глаза на девушку.
– Мы что-то празднуем?
Слова замерли где-то в горле. Она смогла только кивнуть, негнущимися пальцами расстегивая пуговицы на рубашке. Спуская ее с плеч и чувствуя, как жгущая волна стыда накрывает с головой.
Он застыл, ошеломленно рассматривая ее. Глаза потемнели, и вместо привычной синевы она погружалась в грозовое море. Тонула, захлебываясь собственной беспомощностью. И безмолвно молила его о помощи.
Мирон неожиданно шагнул к ней, и девушка невольно отшатнулась. Запрокинула голову, теряясь от страсти, полыхающей в его глазах. Вздрогнула от прикосновения к своим плечам.
Любимое покрывало почему-то показалось жестким и колючим, а тяжесть мужского тела окончательно лишила рассудка. Казалось, что его губы оставляли ожоги на коже. Таких поцелуев она не знала. В них не было ни ласки, ни нежности, только жгучее, безумно пугающее желание. Девушка сморщилась от боли в закушенной губе, зажмурилась, подчиняясь силе горячих рук. И… не сразу поняла, что он больше не держит ее.
Голос Мирона донесся откуда-то издалека.
– Малыш.
Лежала,