не у Эрвана, а здесь. Проведем всей семьей день в “Одиссее”.
Папа одним глотком осушил бокал, мама шумно сглотнула и собралась с духом.
– Такого не было ни разу после… после…
Я ей благодарно улыбнулась. Она принимала уйму предосторожностей, чтобы не напоминать мне о том, что все мы хотели забыть.
– После первого дня рождения Мило… да… Когда мы в последний раз праздновали в семейном кругу… как раз всего за несколько дней до того, как…
В тот день мне так и не удалось скрыть или хотя бы смягчить впечатление от темной и депрессивной стороны моего мужа. Когда родители появились в “Одиссее” с тортом и кучей подарков, он отсутствовал. Его не было почти сутки. Я сражалась с печалью и придумывала разные предлоги, оправдывающие его опоздание. Я перестала чему-либо удивляться. После рождения Мило ситуация постоянно ухудшалась. В конце концов я решила, что пора садиться за стол, не дожидаясь его. Он объявился, когда мы уже обедали, и не сказал ни слова ни моим родителям, ни детям. С мрачным лицом он шагнул ко мне и поцеловал. От него разило алкоголем, баром, загулом. Он прижался ко мне, как ребенок, прячущийся за мамину юбку. Я сцепила зубы, стараясь не заплакать и не потребовать от него объяснений. Я стерпела, чтобы защитить детей и избавить от сцены родителей. Если Улисс или Лу подходили к нему, он отшатывался; когда они его звали, он не отвечал; не реагировал на милые реплики, которыми они безуспешно силились привлечь внимание отца. А потом Мило проснулся после дневного сна, и мне пришлось уйти. Он счел это неприемлемым и хлопнул дверью, рявкнув “Отцепись от меня” Улиссу, бежавшему за ним и умолявшему остаться и поучаствовать в задувании свечки для младшего брата. А через три дня мой муж исчез.
– Есть какой-то особый повод? – спросил отец, вновь обретая дар речи и своим вопросом возвращая меня к настоящему.
Улыбка, ненадолго покинувшая меня, снова засияла.
– Я развожусь.
Ну вот, я это произнесла. Следовательно, это правда.
Отец как будто утратил на миг дар речи, но тут же встряхнулся, справляясь с волнением, а мама уткнулась ему в плечо.
– Я горжусь тобой, – объявил он, наблюдая за мной.
Мама продолжала прятать лицо за папиным плечом, ее спина вздрагивала, и нетрудно было догадаться, что с ней творится. Папа обнял ее покрепче.
– Возьми себя в руки, Одиль, мы же знали, что она к этому придет. В конце концов, она твоя дочь!
– Дурак безмозглый! – ответила мать все еще дрожащим голосом.
Она крепко поцеловала мужа, после чего снова включилась ее обычная самоуверенность.
– Ладно, я опять иду на рынок! Обед на мне!
– Мама, я могу приготовить!
– И слышать не желаю! Пойди лучше к парикмахеру! Ты должна хорошо выглядеть, доченька!
– Ну, а я займусь напитками! – подхватил отец.
– Папа, здесь есть все, что нужно. – Я слабо сопротивлялась, пытаясь охладить его пыл.
– Ты, похоже, забыла, что это моя компетенция?
– Попробовала бы я забыть, – пробормотала я.
– Давай, Режис! Поторопимся!
Они уже взялись за