книгу, которую у меня попросил Освальд. Он спрашивал, могу ли я раздобыть для него сигнальный экземпляр февральской новинки Дженни…
– «Расцвет во время менопаузы»? – спрашивает Лайла. – Зачем старику Осси экземпляр «Расцвета во время менопаузы»?
Но прежде, чем она успевает сказать что-либо еще, я разворачиваюсь и бегу в противоположный конец коридора.
– Ты хотя бы вернешь мне сумку?
– Три минуты! – бросаю я через плечо и скрываюсь за углом.
Увеличивая расстояние между мной и Лайлой, я чувствую себя так, будто нахожусь на «Титанике» в последние моменты перед погружением. Обычно в коридорах гудят людские голоса и все ходят туда-сюда, но сейчас здесь никого нет. Обои, вероятно, как раз времен «Титаника», не улучшают моего настроения. Все вокруг вынуждает представлять себя пассажиром, который безрассудно возвращается на нижние ярусы судна, чтобы забрать с собой еще одно сокровище.
Свернув за угол, ступаю на винтовую лестницу. На узеньких вычурных ступеньках едва помещается полстопы. На середине пути у меня начинается одышка, я снова и снова хватаюсь за изогнутые перила. Если бы это место не было моим домом и убежищем, если бы я не поднималась по этой лестнице так много раз за последние шестьсот восемьдесят семь дней, то, несомненно, я потеряла бы опору под ногами.
Наверху меня встречают выцветшие желтые обои. На полу нет ковра, лишь скрипучая древесина, которая при каждом шаге издает звуки расстроенной скрипки. Я предполагаю, что чердак, в отличие от других этажей, не ремонтируют, потому что сюда редко кто-то поднимается. Кому нужно заботиться о половицах, по которым лишь изредка ходят заглянувшие к нам в гости авторы?
Я подхожу к двери в конце коридора и смотрю на часы.
Две минуты и двадцать секунд. Отлично. Если что, скажу, что мне нужно было отойти в туалет на двадцать секунд.
Дверь закрыта. Рядом висит простая черная табличка, какие украшают все кабинеты в «Пеннингтоне». На ней небольшими золотыми буквами написано: «Хранилище». Это официальное название – на самом деле мы зовем его комнатой сигнальных экземпляров или комнатой сигналов.
В ней нет ничего выдающегося. Ничего такого, чего не нашлось бы в любом другом издательстве. Это просто… комната, где хранятся сигнальные экземпляры.
Но, едва взявшись за старую стеклянную ручку двери, я чувствую дрожь.
Волшебство.
Открываясь, дверь скрипит в унисон с половицами. У этого старого викторианского особняка многоскатная крыша, поэтому потолок в комнате сигналов наклонный, местами совсем не высокий. Здесь темно и нет окон, но я уверенно делаю три шага вперед, два вправо, обхожу картонную коробку и вслепую тянусь к цепочке. Загорается лампочка и окрашивает все в винтажный желтый оттенок.
Книги.
Ряды книг.
Коридоры книг. Полка за полкой, ящик за ящиком, куда ни глянь.
Я вдыхаю запах старой сосны, спекшейся теплоизоляции и свеженапечатанных книг и направляюсь