Юрий Тынянов

Смерть Вазир-Мухтара


Скачать книгу

находите?

      – Да, вы решительно теперь приближаетесь к Истоминой. Еще совсем немножко, и, пожалуй, вы будете не хуже ее. В пируэтах.

      Все это медленно, голосом знатока.

      – Вы находите?

      Очень протяжно, уныло и уже без улыбки. И Катя вздохнула.

      – Вы теперь ее не узнали бы. Истомина бедная… Она постарела… – И Катя взяла рукой на пол-аршина от бедер: – …растолстела.

      – Да, да, – вежливо согласился Грибоедов, – но элевация у нее прямо непостижима. Пушкин прав – летит, как пух из уст Эола.

      – Сейчас-то, конечно, уж она не летит, но правда, была страсть мила, я не отрицаю, конечно.

      Катя говорила с достоинством. Грибоедов кивнул головой.

      – Но что в ней нехорошо – так это старые замашки от этого дупеля, Дидло. Прямо так и чувствуется, что вот стоит за кулисами Дидло и хлопает: раз-два-три.

      Но ведь и Катя училась у Дидло.

      – Ах нет, ах нет, – сказала она, – вот уж, Александр Сергеевич, никогда не соглашусь. Я знаю, что теперь многие его бранят, и правда, если ученица бесталанна, так ужасть, как это отзывается, но всегда скажу: хорошая школа.

      Молчание.

      – Нынче у нас Новицкая очень выдвигается, – Катя шла на мир и шепнула:– государь…

      – А отчего бы вам, Катерина Александровна, не испробовать себя в комедии? – спросил Грибоедов.

      Катя раскрыла рот.

      – А зачем мне комедия далась? – спросила она, удивленная.

      – Ну, знаете, однако же, – сказал уклончиво Грибоедов, – ведь надоест все плясать. В комедии роли разнообразнее.

      – Что ж, я старуха, что плясать больше не могу? Две слезы.

      Она их просто вытерла платочком. Потом она подумала и посмотрела на Грибоедова. Он был серьезен и внимателен.

      – Я подумаю, – сказала Катя, – может быть, в самом деле, вы правы. Нужно и в комедии попробовать.

      Она спрятала платочек.

      – Ужасть, ужасть, вы стали нелюбезны. Ах, не узнаю я вас, Александр, Саша.

      – Я очень стал стар, Катерина Александровна. Поцелуй в руку, самый отдаленный.

      – Но хотите пройтиться, теперь народное гулянье, может быть забавно?

      – Я занята, – сказала Катя, – но, пожалуй, пожалуй, я пройдусь. Немного запоздаю.

      20

      На Адмиралтейском бульваре вырос в несколько дней шаткий, дощатый город. Стояли большие балаганы, между ними – новые улицы, в переулках пар шел от кухмистерских и кондитерских лотков, вдали кричали зазывалы – маленькие балаганы отбивали зрителей у больших. Город еще рос, спешно вколачивались гвозди, мелькали в грязи белые доски, достраивались лавчонки.

      По этим дощатым улицам и переулкам медленно, с праздничной опаской, гуляло простонародье в новых сапогах. К вечеру новые бутылочные сапоги размякали и спускались, а они все ходили, жевали струки, с недвижными лицами, степенные.

      Вечером тут же, в трактирах, они отогревались водкой и, смотря друг на друга, нехотя, словно по обязанности, орали песни под пестрыми изображениями: медвежьей охоты с красным выстрелом, турецкой ночи с зеленой луной.

      Грибоедов с Катей стояли у