стреляла и чуть его не убила? А я помню. Все помню…
– Даже подумать страшно, что было, если бы такое случилось! Он же так нашей семье деньгами помог. Матушкины похороны оплатил, братьев и сестру Поленьку в хорошие учебные заведения устроил, меня спас …
– Но, Соня! Не забывай, что он все-таки покончил с собой, значит, было за что.
– Дунечка, не нам его судить, но ведь если бы не Свидригайлов, на какие средства я бы к Роде в Сибирь поехала? Нет, я ему очень благодарна, никогда-никогда этого не забуду.
– Знаешь, он мне тоже оставил кое-какие средства. Но ты права! Без них мы брата не вернули бы в Петербург.
– Да что это я! Говорю и говорю, сейчас Родю сюда проведу, только бы никто его не увидел. Он уж, наверное, не знает, что и думать, почему я вниз не прихожу.
– Только ты уж там будь поосторожней, не надо никому пока знать, что мы родственники.
– Конечно, Дуня, конечно.
И скоро Родион Раскольников уже находился в комнате сестры, и все трое плакали, обнявшись.
– Вот ты, Родя, и на свободе. Все уже в прошлом. Жаль, что матушка наша до этого дня не дожила.
– Да, много времени прошло с тех пор, как ты, Дуня, туда ко мне приезжала.
– За это время, Родя, я вдовой стала, ну, об этом тебе известно, я писала.
– Душевный был человек твой муж, не чета мне.
– Был да сплыл, Родя. Ты-то как?
– Я? Я хорошо! Только думаю зачем-то много.
– Но разве это плохо?
– Плохо. Мне меньше думать надо, я знаю.
– Меньше? Может быть… Но о чем, Родя, ты думаешь?
– Много несправедливости на свете, Дуня. Очень много. Вот разве Соня заслуживает такую жизнь, какую она сейчас ведет? После всех ее страданий? Нет! А ты? Впрочем, я в церковь каждый день хожу, молюсь. Мне двух женщин, мною погубленных, забывать нельзя. С Парфеном Семеновичем хожу, соседом нашим, комнаты наши рядом, он тоже одну красавицу… зарезал… Натальей Филипповной ее звали. Из-за любви…
– Из-за любви? Не про него ли мне на каторге рассказывали, когда я к тебе, Родя, туда приезжала. Тот ли это человек?
– Тот, Дуня, тот! Только я его тогда не знал, а вот сейчас свели знакомство. Богат он был очень, да и сейчас не беден! Но вот случилось то, что случилось.
– Соня, это правда, что он ее зарезал?
– Темная там история, Дуня, ох, темная! Но князь Мышкин, того чей этот дом, потом их вдвоем и нашел, отчего головой помутился, потому что он ту Настасью Филипповну тоже очень любил.
– А князь этот Мышкин тоже богат?
– Богат, Дуня, очень богат.
– Так, получается, что эту Настасью Филипповну здесь часто вспоминают?
– Вспоминают. В разговорах в гостиной. Сама слышала.
– Неужто-то так красива она была?
– Недурна. У князя в комнате и сейчас ее портрет есть.
– Хотелось бы мне на него глянуть, Соня.
– Зачем тебе, Дуня?
– Из любопытства. Хуже или лучше я ее? Как ты думаешь?
– Не хуже! Но у той взгляд какой-то странный был, хотя вот я сейчас на тебя смотрю