скамейка, присядем и обсудим план дальнейших действий» – хотя знаю, что мы просто будем базарить о разных символических артефактах нашего странного мира.
Сидим на одной из многострадальных скамеек в Ситцевском парке – Джонни говорит опять и снова о Тарковском – «Неплохо бы оказаться сейчас в затхлой гостинице и ностальгировать, ностальгировать, ностальгировать» – беседа поворачивает левой стороной к отелю «У бабули Каурисмяки» – там любят рассуждать о сюрреализме и собственном Боге за чашкой эспрессо – и о семье, где Джонни гостит – особый акцент на дочке хозяина – 14 лет – но выглядит (по словам очевидцев) на 20 и миловидна, но только вот погрязла в современности – а я еще с Джонни спорил, пытался дискуссировать о былом и насущном (ну скажем, как можно передать природу не через человеческое восприятие, ну, то есть, как будто камень – это человек, но одновременно и не человек – что он видит?) – но опять же больше мы говорили о кино и музыке – хотя Джонни все время перескакивал с предмета на предмет (как и в его сценарии – задумке – где через человеческий глаз и мозг проходят скопом различные видения, не связанные (кто знает?) между собой – всё красочно и неоднозначно, да и не требует интерпретации, вдобавок) – господин Сингер редко позволял довести мою мысль до конца – да и свою тоже – сначала немного раздражал своей манерой говорить юморные вещи, например – «У этого человека колеса с ногами перепутаны» – серьезным тоном, как будто Декларацию Прав Городского Человека зачитывает – Джонни был заточен ножом грусти – сам он назвался Жителем Королевства Хрупкой Меланхолии – данный образ был воссоздан в шикарном поэтическом цикле «Хранители предрассветной тайны» – и осторожно блуждая по собственным просторам и вырывая клоки волос с непокрытой головы, провинциальный меланхолик вспоминает теперь о своих постоянных потерях, о непонимании родных, друзей, об отстранении от мира – «Эфес» поджимает, я иду в кусты отлить, стою, выливаю из себя накопленное пивко, пялюсь в ствол дерева, как в дуло пистолета, ожидая мгновенного выстрела, а грандиозные кроны продолжают свой пляс, листья ведут нескончаемый разговор о неземных радостях и бедах – я наблюдал подобное, когда однажды в Трущобе ждал битый час автобуса на трухлявой остановке, и мои волосы развевались, желая рассказать листьям о последних трущобных новостях, но тихие выкрики моих волос потонули в водопаде древесных слов, и уже сейчас все листья заорали мне «Ступай отсюда!», – и я отправился назад, заметил на выходе из кустов по дороге к Джонни какого-то бродягу, он у меня тихонько спрашивает – «Ты – продавец чая?» – его листовой вопрос остается без ответа, так как я уже добрался до скамейки, где развалился Джонни, который все еще вытягивает из недр своей души пространный и сухой монолог об Антониони – «Да, и в «Фотоувеличении» концовка хорошая, но в целом явственно проступает американизированная атмосфера происходящего на экране, может быть, не хватает безудержного полумрака «Ночи», а ведь я еще «Затмения» не