думаешь.
– Ты выдаёшь сама себя, нервничая, Журавлёва, – произносит Демид, забирая у меня вино и делая несколько крупных глотков.
– Да. Но это не из-за тебя. Просто вспомнила своего любимого Геночку…
– Геночка? Правда, что ли? – лукаво взглянув на меня, заходится раскатистым смехом сосед. – Так и представляю, как ты стонешь в постели: Геночка, Генуся, Генчик! – дополняет Дём, а уголки его красивых губ приподнимаются.
– Не смешно, – бурчу я, забирая назад бутылку вина и отпивая.
– Очень даже смешно. Представляю, как ты соблазняешь своего Генусю в тех самых розовых трусиках с милыми зайчиками, – на этих словах я становлюсь пунцовой. – Или твой гардероб с того года пополнился, м? Котики? Сердечки? Клубнички? Рыбки? Вишенки?
– Да хоть бы и клубнички, – гордо вскидываю подбородок. – Тебе всё равно не суждено их увидеть!
Дём складывает руки на груди, напрягая мышцы рук. Я неосознанно облизываю губы, вспоминая, что находится под его серой футболкой. И сразу же отметаю мысли прочь. Я же ненавижу его! Просто сегодня жарко. А в лифте вообще душно. И вино тёплое, слишком быстро в голову ударяет.
– Значит, клубнички? – не успокаивается адский соседушка.
– Болван! – восклицаю я, вскакивая с места, упирая руки в бока. – Я не намерена больше с тобой вести диалог!
Неожиданно, Демид поднимается следом за мной, хватает за руки и прижимает к стене, заключая мои запястья в замок над головой. Его пугающе-игривый взгляд устремляется на моё лицо. Успеваю только жалобно пискнуть, чувствуя, как резко подскакивает пульс, а сердце заходится. Тахикардии мне ещё не хватало в двадцать лет!
– Хорошие девочки так не дерзят парням, Птичка, – до жгучих мурашек по коже, горячо шепчет Золотарёв, наклоняясь к моему уху. – Не грубят. И уж тем более, не пялятся так открыто, выдавая себя с потрохами. Ты ведь всегда была хорошей девочкой, даже если пытаешься казаться плохой, правда? – на выдохе выдаёт он, оставляя пару миллиметров между нашими губами.
Каменею, не зная, как реагировать. Что-то странное колеблется внутри, а ком встаёт в горле. Хочется и оттолкнуть его от себя. Закричать, позвать на помощь. В то же время, я не хочу отстраняться от него, желая вдохнуть полной грудью запах его духов, с лёгкими нотками ягод можжевельника и кедра, и наслаждаться близостью своего ненавистного соседа.
– Я… – начинаю невнятно, но тут же прихожу в себя, замечая нездоровый блеск в глазах Золотарёва.
– Что «ты», Настя? – слегка наклоняя голову вбок, интересуется Демид, сощурившись.
– Хочу, чтобы ты отпустил меня и больше никогда не смел прикасаться! – смело проговариваю я, поднимая голову.
– Почему? Раньше тебя всё устраивало. Не делай вид, что теперь боишься меня, – в край потеряв совесть, отвечает Дём, оглаживая меня по скуле большим пальцем. – Или хорошим девочкам вдруг перестали нравиться плохие мальчики, м?
– Отпусти меня.
– Поцелуешь, отпущу.
Нет, мне не послышалось. Как бы ни хотелось, чтобы это была очередная глупая издёвка, к сожалению, Золотарёв выглядит