факультета по разряду восточной словесности и 2-е отделение по разряду математических и – отдельно – естественных наук. Кроме философского, Петербургский университет имел юридический факультет по разряду юридических наук и разряду камеральных наук. Всего в 1846 г. на имя ректора поступило 229 заявлений, студентами стали 130 человек. К началу 1847 г. 592 человека посещали университет в звании студентов и 108 – в качестве приватных слушателей (вольнослушателей), так что в аудиториях университета находилось 700 слушателей. При университете действовал музей изящных искусств и древностей, ученическая и студенческая библиотеки, физический, ботанический и зоологический кабинеты, химическая лаборатория.[353]
Лекции начинались в 9 утра и длились по полтора часа до 3-х пополудни. Иногда занятия назначались в вечерние часы. В письмах в Саратов Чернышевский ежегодно сообщал подробные расписания занятий, которые дошли до нас в тщательно выполненных Гаврилой Ивановичем копиях.[354] Свободное от лекций время Чернышевский на первом курсе обычно проводил в университетской библиотеке, «довольно бедной»: «по философии, например, экземпляр сочинений Гегеля не полон: трёх или четырёх томов из середки нет» (XIV, 56).
Наиболее полную картину учебной обстановки в университете того времени дал А. Н. Пыпин, учившийся здесь годом позже Чернышевского. «Вообще говоря, – писал он, – научный уровень не был особенно высок; но в тех условиях, в каких находилась русская наука, а также и литература, университет несомненно приносил свою пользу, т. е. расширял горизонт сведений и возбуждал собственную деятельность. Позднее я слушал тех же профессоров и помню сочувственные отзывы Николая Гавриловича о тех из них, которые и в моё время были наиболее полезны студентам своими лекциями».[355] В письмах к отцу Чернышевский благожелательно отзывался о лекциях профессора истории Михаила Семеновича Куторги, который, по словам Пыпина, старался внушить своим слушателям «приёмы исторической критики», усвоенные им в Германии. «Мне он нравится несравненно более всех других профессоров, которые нам читают <…> Более, нежели фактами, занимается он самими действователями: и здесь он ревностный защитник всех оскорбляемых и унижаемых», – делился своими первыми впечатлениями Чернышевский с Г. С. Саблуковым в письме от 25 октября 1846 г. (XIV, 71–72). Разумеется, не всё в лекциях Куторги устраивало студентов. Ближайший товарищ Чернышевского по университету В. П. Лободовский писал в воспоминаниях: «Профессор истории страшно надоедал мелочными подробностями о военных столкновениях на море и суше греческих войск с персидскими, вдаваясь в ни к чему не ведущие для сего дела диалектические тонкости различения разных родов вооружения».[356]
Со второго курса лекции по славянским древностям стал читать И. И. Срезневский, умевший пробудить живую «любознательность к славянскому миру».[357] Талантливый учёный, он заражал студентов энергией собственных научных разысканий и многих привлёк