материнства, которым, как наградой, жалует женщину природа. И когда свершилось чудо зачатия, женщина преображалась, становилась иной, необычной, необъяснимой, недоступной, заключенная, как в крепости, в себе самой. И крепость эта – ее тело – должна вынашивать, оберегать во чреве драгоценное дитя. И лишь тому, чей ребенок шевельнулся под сердцем, счастливо покорялась супруга, лишь один, избранный, был необходим, желанен и дорог, и потому еще он был желанен и дорог, что только самому близкому человеку женщина отдавала себя без остатка, погружаясь в безумства любви – ведь возлюбленный есть часть заветного плода, вселенского таинства. Оттого Ванечкины голубые глаза, улыбчивые губы, бережные прикосновения были бесконечно желанны, и было ему все позволено и разрешено, даже то, о чем неловко говорить. Лишь долгожданный ребеночек и милый возлюбленный делали мир бесценным, а все остальное не имело никакого значения!
«Жду дитя, жду дитя! Жду, жду, жду!» – радостно отзывалось сердечко.
В комнату постучали.
– Анна Витальевна!
Она запахнула халат и выглянула за дверь. За дверью стояла горничная.
– Елки приехали, куда выгружать?
– Елки? – нахмурила лобик Аня. – Ну, конечно, ведь Новый год на носу! Сейчас иду.
Не торопясь, она сошла вниз.
– Одну в столовую поставим, а другую оставим на улице, перед входом. Большие они?
– Агромныя! – отозвалась горничная.
Анна Витальевна выглянула в окно, но стекло было сплошь исчерчено непроглядным узором мороза. Пришлось накинуть шубу и выйти на крыльцо. Из грузовика выгружали елки.
– Самую высокую сюда, перед входом поставим, – указала хозяйка, – а меньшую – в дом!
Из «Победы», которая стояла, поравнявшись с грузовиком, проворно выскочил лысоватый мужчина, в суматохе он забыл надеть шапку.
– Какую в дом нести, Анна Витальевна?
Аня сразу узнала в сутулой фигуре усовского директора. Он так суетился, помогая с выгрузкой, что шарф его, зацепившись за колючие ветки, слетел на землю и был бы обязательно затоптан неуклюжими рабочими, если бы прыщавый водитель не спас его, подобрав.
– Шарф потеряли! – услужливо промямлил он.
– Да какой шарф, погоди!
Директор руководил разгрузкой и краем глаза косился на Аню. Жена Серова развернулась и ушла в дом.
– Черт его принес! – в сердцах ругнулась она.
За это время девушка ни разу не вспомнила обидчика, а тут он сам заявился.
«Развратник! Что ему надо?!»
Не удостоенный хозяйского внимания, директор послонялся около машины и уехал. Испортил он настроение Анечке, здорово испортил!
Когда елки установили на места, Анна Витальевна с работницами принялась за их украшательство – четыре ящика замечательных немецких игрушек прислал на дачу заботливый муж. Провозились часа полтора, но зато какие елки стали нарядные – любо-дорого смотреть! Под одной, той, что в доме, стоял Дед Мороз, раскрашенный в красный цвет, вернее, шуба у него была красная. Широкая седая борода с усами, за плечами фиолетовый