ставила.
За реку ходила в гости,
Перстенек оставила.
До чего народ доходит —
Из общины вон уходит;
До того еще дойдет,
Что на хутор перейдет.
Дождь пойдет, сенцó подмочит,
Будет тятенька ругать;
Помоги-ка, мой хороший,
Мне зародец[2] дометать.
Достается тебе, братик,
Соха и борона,
А мне, горькому, несчастному, —
Чужая сторона.
Дроля[3] в городе-то пожил,
Интересней много стал.
Раньше я с ним не ходила,
Нынче он со мной не стал.
Дуй-ка, ветер-ветродуй,
Дуй-ка, ветродуечка!
У мня дроля на путине, —
Я-то дома, дурочка.
Дядя Павел, дядя Прохор
Без земли сидел да охал;
А земельник[4] догадался —
Укрепил, с землей остался.
Едет, едет становой, —
Берегитесь, тетки:
Кто с покрытой головой,
Попробует плетки.
Жала я с утра до ноченьки
Пшеницу да овес;
Только девке хлеба белого
Поесть не удалось.
Жала, жала я овес,
Теперь пойду на гречу.
Пойдет миленький с тальянкой,
Я ему навстречу.
Жарко-жарко страдовáть,
Жарко сенокосить.
Жалко, миленький, тебя
От себя отбросить.
За какие за грехи
Нарядили в пастухи?
Господи прости,
Как не хочется пасти.
Закатилось крáсно солнышко
До самой до земли.
Мой милой ушел на Волгу
До самой до зимы.
Зябнут ножки ото льдинки,
Ручки от наживочки;
Не видала я милого,
Кроме вечериночки.
И эх ты, Оленька-сестрица,
Вот обоим горе нам:
Наша деревня ошалела —
Разошлась по хуторам.
Кабы я была богата,
Откупила бы дружка,
Не пустила бы на Мурман, —
Там крутые бережкá.
Кабы я была касаточка,
Слетала бы на Енисей.
Я сказала бы матанечке:
Побольше хлеба сей.
Как в Селищах, на горушке,
Хлеба нету ни краюшки —
Летом яблоки едят,
Зиму голодом сидят.
Как женюся – поделюся
С родным братом и отцом;
Больше знаться с ним не буду,
Мы нигде не пропадем.
Как зави́лися кудерушки
На моей головушке,
Мне пришлося потолкаться
По чужой сторонушке.
Как по осени ломала
Красную калинушку,
Во полях снопы вязала
Надломила спинушку.
Как полосоньку