вернуть тысячи вещей, поэтому каждый отрабатывает несколько следов, да плюс к этому еще много других поручений… В общем, работаем в поте лица!
– А предмет ты обязана возвращать потомкам лично? – спрашивает Антуан – он хорошо знает ее.
В ответ она помолчала.
– Полагается приглашать их в Арользен. Если они не в состоянии перемещаться – можно послать им предмет, но всегда предпочтительнее личная встреча. Для нас это большая разница. Обычно расследование начинается по ходатайству кого-то из близких. А тут они ни о чем не просили, мы сами с ними связываемся. Это может их сильно травмировать. Я стараюсь не задумываться лишний раз. Ты и представить не можешь, как это меня мучает.
– Прежний шеф избавил бы тебя от этого испытания, – лукаво поддразнивает он.
Она любуется тем, как огонь играет золотом в бокале красного.
– Ах, вот ты про что… При нем предметы ржавели в шкафах. Представляю, какую рожу он состроил бы, если бы сейчас вернулся в ИТС. Архивы оцифрованы, доступны каждому. Мы развиваем десятки проектов – с лицеями, мемориалами, историками… К нам приезжают со всего света, чтобы отыскать следы своего дедушки, сгинувшего в Доре[12]. Одерматт грохнулся бы в обморок! Сбылся его наихудший кошмар.
Она закрывает глаза и сквозь потрескивание поленьев в камине ей слышится смех Эвы, чуть хрипловатый из-за зажатого в зубах окурка. Вот бы кто насладился таким блистательным реваншем!
– Фонды архивов, – замечает Антуан, – как коллекция гранат с вынутой чекой. Оцифровать их для всеобщего пользования – это замечательная победа демократии.
И эта победа совпала с приездом в центральную дирекцию новой специалистки по истории. Ирен в этом видится счастливое стечение обстоятельств.
– Насчет твоего выжившего в Треблинке: тебе стоило бы еще раз посмотреть фильм Ланцманна, – подсказывает Антуан. – Помнишь, там, где про восстание в Собиборе?
Она помнит тот ранний вечерок дождливой осени. Ханно было, кажется, четыре или пять лет. Она оставила его у матери, чтобы сходить с Антуаном в киноклуб на улице де л’Эпе. «Собибор, 14 октября 1943 года, 16 часов». Вышли они потрясенные улыбкой того выжившего, кто совершил невозможное. В тот день он сломя голову бежал к лесу. Кругом свистели пули. Падали его товарищи, бежавшие рядом. Добежав до темной лесной чащи, он рухнул на землю и заснул. Словно после такого подвига не жалко и умереть.
– Иегуда Лернер, – срывается шепот с ее губ.
До восстания ему не приходилось убивать. И вот предстоит нанести смертельный удар выросшему прямо перед ним эсэсовцу, на две головы выше его самого, настоящему великану из «Храброго портняжки» братьев Гримм. Пальцы сжали рукоятку топора. Последний шанс, последняя надежда. В долю секунды невероятное стало возможным. Пролитая кровь – не его, и не его брата. Тело палача рухнуло на усыпанный опилками пол, обагрив кровью мундир.
Научился ли Лазарь убивать тогда, 2 августа 1943-го? Ослабел ли от усталости в болотах, доверив собственную жизнь илистой воде,