процесс, являющийся воплощением Божественного замысла. Разум здесь бессилен. Он «теряется в массе идей», и только душа способна воспринять идею Божественного Провидения. «Так же обстоит дело и с великими истинами, содержащимися в вашем труде. Это высокие истины. Ваша книга вовсе не прекрасное произведение, написанное по поводу известных обстоятельств, как мне его определили до того, как я его прочитал; наоборот, сами обстоятельства продиктовали единственно прекрасное произведение, которое я смог найти о Французской революции». Эта фраза свидетельствует как об огромном интересе Орлова к Французской революции, так и о неспособности его в тот момент самостоятельно осмыслить ее причины и следствия. Однако эта неспособность объясняется не недостатком знаний, а скорее, наоборот, излишней осведомленностью в событиях, происходивших в революционной Франции. Книга Местра помогла Орлову увидеть смысл в том хаотическом калейдоскопе фактов, которые он узнавал из газет.
Взгляд Местра на революцию как на Божью кару за человеческие грехи снимал противоречия между предопределенностью исторического процесса и свободной волей отдельных людей. «Способность комбинировать, – пишет Орлов, – была предоставлена человеку вместе со свободой действий; но события не подвластны ему, и их ход подчинен лишь руке Создателя. Поэтому напрасно люди волнуются и спорят, желая управлять или быть управляемы тем или иным способом». Будущий декабрист критически оценивает политические дебаты о государственном устройстве. По его мнению, «нации подобны частным лицам: они могут волноваться, но им не дано себя образовывать. Когда никакой Божественный принцип не направляет их усилия, политические потрясения являются результатом их свободной воли; но способность себя образовывать не в человеческой власти; порядок проистекает из источника всякого порядка»[236]. Иными словами, народы не могут произвольно выбирать для себя формы национального бытия и принципы государственного устройства. То и другое закладывается при формировании наций и остается неизменным в своих основах на всем протяжении существования. Все попытки насильственного изменения существующего строя чреваты страшными потрясениями и в конечном итоге обречены на неудачу.
Примером тому является Французская революция, по словам Орлова, «великая эпоха», «эпоха человека и разума». Человек в данном случае понимается как существо, наделенное эгоистическими страстями, а разум является синонимом ограниченных суждений. Человеку и разуму противопоставляются Бог и вера. Конец революции «также достоин того, чтобы быть отмеченным, – это рука Божья и времена веры». Как бы развивая положения Местра, Орлов проводит мысль: насколько человек ниже Бога, настолько разум ниже веры. Забвение этой истины привело к катастрофе, но «из глубины этой необъятной катастрофы возникает прекрасный урок для народов и королей». Пример Французской революции для Орлова, как и для Местра, чисто отрицательный. Он «дается для того,