тёмными глазами с очень длинными ресницами, которые, точно опахала, прикрывали её глаза, никого не могли оставить равнодушным.
Сочные, прекрасной формы губы, выделялись на её лице, так же, как и нежный овал, словно фарфоровой кожи. Мягкие, вьющиеся волосы, обрамляли её широкий лоб, излишне подчёркивая её аристократичность. Немудрено, что каждый увидевший её, желал её всем сердцем, и не только им.
Но она была неприступна, как Эверест, а тем холодом, который она излучала, можно было бы убить любого неосторожного самца, который бы осмелился, запустить свои руки в её волосы или в лиф её длинного платья.
Никто и не пытался этого сделать, лишь «адмирал» Морган, оказывал ей знаки внимания, пытаясь играть в благородство, но Грация, быстро раскусила его обман и теперь, только презрительно смотрела на него, не давая ему ни малейшей возможности поглумиться над ней.
Поняв это, Морган всё равно взял её с собою, желая досадить ей, и подвергнуть мучениям и тяготам длинного, тяжёлого пути, а также, чисто моральным издевательствам, на которые он и его люди, были большие мастаки.
Да и лицезрение отчаявшихся испанских женщин гораздо более простого происхождения, и не блиставших ни природной магией, ни красотой, не добавляли холодной красавице радости. Отчего её глаза, периодически наполнялись слезами страдания, но она была бессильна помочь им.
Видя всё это, Эрнандо не мог восхищаться мужеством этой женщины, но также не мог помочь ни ей, ни себе.
– Кабальеро, я вижу, что вы думаете о том же, что и я? – внезапно обратился к нему измождённый монах, который шёл недалеко от него. Я с удивлением повернулся к нему.
Ну, до кабальеро мне ещё далеко, я ещё скорее ховен (юноша) для этого падре. Но видимо падре решил подчеркнуть мою взрослость, и не уподобился, как женщины, называть меня польо, то есть цыплёнком, что уже неплохо. Повернувшись к нему всем телом, я ответил.
– Здравствуйте, падре, а как вы сами очутились в этом месте, и почему вас ещё не выкупили?
– О, сколько много вопросов, кабальеро. А как вы сами оказались тут?
Еврей он что ли, вопросом на вопрос отвечать. Да они, вроде все своих евреев уже повыгоняли, даже от выкрестов избавились. Видно, любопытство его замучило. А вот любопытство грех, а грехи не достойны священников, и вообще…
Видя, что я молчу и не тороплюсь с ответом, падре продолжил.
– Но если вы не хотите отвечать, юноша, то не трудитесь, все мы тут невольники чести и застигнутые врасплох люди.
Что, правда, то, правда. Особенно я, застигнут врасплох, бараном гастарбайтеров, а потом, попавший в ваш мир, также врасплох. А теперь ещё надо мною и издеваются, всякие моральные уроды. Взглянув на одного из пиратов, чью морду лица покрывала сеть рытвин от оспы и множество мелких шрамов, я добавил про себя, и не только моральных.
– Да, нет, отчего же, – начал я высокий слог заумной речи, чьи слова сами всплывали в моём перегруженном работой мозгу, – мне нечего скрывать, кроме своих цепей.
При