уездном городишке боялся бы говорить так просто, так непритязательно, как вы. Он боялся бы казаться «недостаточно образованным». Я могу сравнить ваше искусство говорить только с одним: с великим искусством Толстого. У вас та же крупная, цельная, законченная линия, то же непреклонное чувство правды. В этом – красота. Может быть, это специфическая отличительная черта славянской натуры?
– Этого я не знаю, – ответил Ленин. – Я знаю только, что, когда я выступал «в качестве оратора», я все время думал о рабочих и крестьянах как о своих слушателях. Я хотел, чтобы они меня поняли. Где бы ни говорил коммунист, он должен думать о массах, он должен говорить для них. Впрочем, хорошо, что никто не слыхал о вашей гипотезе по части национальной психологии. Могли бы сказать: вот-вот, старик дает себя опутать комплиментами. Мы должны быть осторожны, чтобы не вызвать подозрения, будто оба старика составляют заговор против «левых». «Левые» ведь совсем не занимаются интригами и заговорами. [Цеткин К. Воспоминания о Ленине. // Воспоминания о Ленине. В 5-ти тт. М., 1984., Т. 5. С. 30—31].
Если бы нам в 1917 году сказали, что мы три года выдержим войну со всем миром и в результате войны два миллиона русских помещиков, капиталистов и их детей окажется за границей, а мы окажемся победителями, то никто бы из нас этому не поверил. Вышло чудо … [42, 360].
1922 г.
[4 марта 1922.]: Каждый революционер, достигши 50 лет, должен быть готовым выйти за флаг: продолжать работать по-прежнему он больше уже не может, ему не только трудно вести какое-нибудь дело за двоих, но и работать за себя одного, отвечать за свое дело ему становится не под силу. Вот эта-та потеря трудоспособности, потеря роковая, и подошла незаметно ко мне: я совсем стал не работник… Не могу читать так, как читал раньше – я ведь прямо проглатывал книги. … Видно мне уже никогда не будет под силу решать различные проблемы государственного строя, как решались они раньше – без труда, без особых усилий… Моя песня уже спета, моя роль сыграна, свое дело я должен буду кому -то передать другому … [Мельниченко В. Е. Феномен и фантом Ленина. М., 1993. С. 176].
[23\III\1922]: Мое ходатайство: освободить меня от участия в пленуме по болезни (и заседания на пленуме и доклада на съезде я не осилю). [45, 60].
Моя болезнь, которая несколько месяцев не дает мне возможность непосредственно участвовать в политических делах и вовсе не позволяет мне исполнять советскую должность, на которую я поставлен. [45, 6].
[О детях]: Вот эти будут жить уже лучше нас; многое из того, чем жили мы, они не испытают. Их жизнь будет менее жестокой… А все-таки я не завидую им. Нашему поколению удалось выполнить работу, изумительную по своей исторической значительности. Вынужденная условиями, жестокость нашей жизни будет понята и оправдана. Все будет понято, все! [Горький М. В. И. Ленин. // Воспоминания о Ленине. В 5-ти тт. М., 1984., Т. 2. С. 262].
[30 мая 1922 года, И. В. Сталину]: Теперь момент, о котором я Вам раньше говорил, наступил, у меня паралич и мне нужна Ваша помощь2. [Мельниченко В. Е. Феномен и фантом