ней стояла девушка лет двадцати и смотрела на нее с явным сочувствием.
– Тебе плохо?
– Нет, – хрипло отозвалась Даша.
– Да ладно, а то я не вижу! Чем тебе помочь? Ты, может, деньги потеряла?
– Деньги? Нет!
– А, ясненько, с парнем поссорилась! Ну ничего, это не смертельно, можешь мне поверить!
– Да нет, с чего вы взяли? Просто я… просто мне…
В этот момент подошел троллейбус, и народ, скопившийся на остановке, бросился его штурмовать, все, кроме девушки. Она присела рядом с Дашей и взяла ее за руку.
– Плохо тебе, да?
И столько искреннего сочувствия было в голосе этой незнакомой девушки, что Даша не выдержала, слезы градом хлынули по щекам, и она кивнула.
– Да, мне… плохо… Хуже не бывает!
– Бывает, ох, бывает, – засмеялась девушка. – Ты даже представить себе не можешь, как плохо иногда бывает человеку! – она глянула на часы. – Давай выкладывай, что у тебя стряслось?
И Даша, захлебываясь слезами, рассказала совершенно чужой девушке все.
– Так, – произнесла девушка, когда Даша умолкла. – Это, конечно, неприятно, но… не более того. Понимаешь, это не горе, это неприятность. Чуешь разницу?
– Но как же не горе? – растерянно спросила Даша.
– Милая, горе – это когда теряешь человека навсегда, когда он умирает, а пока он жив – это не горе. Ведь ты еще сможешь все поправить… Или он… А может, через месяц выяснится, что все даже к лучшему! Ты вон какая максималистка, а он… парнишка твой, он подкаблучник, маменькин сынок… короче, трус, а трусы – последние люди, они первыми предают…
Девушка говорила с такой убежденностью, что было понятно: все это она узнала на собственной шкуре и теперь хотела поделиться горьким опытом с младшей подругой…
– Вы думаете, он трус?
– Ну, я же его знаю только с твоих слов… Ты сама-то так не думаешь?
– Я не знаю… Мне казалось, что нет.
– Тебе, конечно, виднее, но ты сама подумай и реши для себя этот вопрос. Ну, я гляжу, тебе полегчало. Верно?
– Верно, – улыбнулась сквозь слезы Даша. – Спасибо вам.
– Не за что, – в свою очередь улыбнулась девушка и снова глянула на часы. – А вон и троллейбус идет. Мне пора уже. Не горюй, подруга, помни, как говорится, это горюшко, не горе!
И она вскочила в подошедший троллейбус, а Даша осталась сидеть. Ей и впрямь стало легче. Как здорово, что подвернулась эта девушка! Теперь она уже сможет пережить свое горе сама, не приобщая к нему маму, Стаса или бабушку. Даша поднялась со скамейки и медленно побрела к метро. Да, правильно, не надо никому ничего говорить, ни в коем случае, потому что близкие, жалея ее, будут ругать Юру и тогда уже все будет непоправимо. А так… Надежда все-таки остается…
Она вернулась домой и, как всегда, с восторгом глянула в окно, за которым текла река и зеленел Нескучный сад. Она открыла окно и подумала: как хорошо, что они переехали, а то каждый день пришлось бы смотреть на ту надпись, что сделал Юра у нее под окнами – написал краской на тротуаре: «Ты лучше всех на свете!»
Ей вдруг ужасно