шей с вами жизни, непохожа – тем, что рассказывает о вещах мало кому известных и поэтому, надеюсь, интересных.
Считается, что у нас в стране есть только две категории людей – так называемая «элита» и так называемый простой народ. С элитой все давным-давно ясно: она пилит бабки и борется за власть. Простой народ в это же самое время рубит дрова и борется за выживание.
Но между этими двумя почтенными сословиями притаилось еще одно. Называют его по-разному: творческая интеллигенция, артистическая богема, креативный класс – и так далее, включая самые крепкие выражения. К вышеуказанному сословию обычно относят людей из мира кино, литературы, журналистики, театра, телевидения, рекламного бизнеса и даже политтехнологий. Все это люди известные, одаренные, с могучим интеллектом и большим влиянием на окружающий мир, и все – мои добрые знакомые.
Наблюдая за этими своими знакомыми, сам по мере сил участвуя в разных их предприятиях, начинаниях и попросту безобразиях, я понял, что жизнь этих людей гораздо интереснее, чем жизнь той же самой «элиты», которая часто строится по грустной и однообразной схеме: украл – распилил – снова украл.
На примере богемы судьба нашей страны видна гораздо ярче и отчетливей, чем на примере любой другой социальной прослойки. Именно поэтому о новейшей истории России я решил рассказать, используя подлинные факты из жизни этой самой богемы.
Перед тем, как перейти к делу, хотел бы сделать еще одно замечание. Писать я буду, разумеется, только правду, а правды нынче никто не любит. За правду сейчас запросто могут влепить штраф до пяти миллионов рублей, которых у меня в данный момент нет. Поэтому всех героев этой книги я скрыл под вымышленными именами. Несмотря на это, в интернет уже просочились некоторые предположения относительно настоящих имен этих людей. Так, кое-кто утверждает, что Максим Сергеевич Твердь-Земная – это на самом деле Борис Абрамович Березовский, Владимир Плутончик – не кто иной, как Константин Райкин, а под именем Бояра Моисеева скрывается Роман Виктюк.
Официально заявляю, что все подобные утверждения – не что иное, как инсинуации и фантазии, которые остаются на совести фантазеров.
Исходя из этого, убедительно прошу читателей (а равно и Следственный комитет) не искать в моей книге каких-либо ассоциаций, аллюзий и других неприятностей на голову автора. Это лишь мой взгляд на последние десятилетия нашей жизни – взгляд внимательный, доброжелательный и по возможности непредвзятый.
P.S. Книга эта, помимо прочего, хороша еще и тем, что читать ее можно с любого места. Хотя сам автор все-таки предпочитает читать ее в том порядке, в каком она написана.
Глава первая, в которой Бобыля запирают в женском туалете, Болелов сражается с чертями, а Прошедовский пишет письма президентам
История мира для меня лично началась с того момента, как я покинул МПГУ им. Ленина, так и не защитив тут диплома. Как ни странно, начало это примерно совпало и с образованием новой России. До этого момента, с моей точки зрения, вокруг царил чистый палеолит.
Пять лет я учился на филфаке, и за все это время, как любил говорить знаменитый певец Бояр Моисеев, не сделал за всю жизнь никому ничего плохого. Учеба на одни пятерки, поездки на научные конференции, переводы немецких поэтов-романтиков и участие в деятельности ансамбля народного танца едва ли могут считаться слишком уж большими злодеяниями.
Главный корпус МПГУ, где находился филфак, представлял собой монументальное круглообразное здание, в котором до революции располагались Высшие женские курсы. Впрочем, после революции ситуация изменилась не сильно. Женщин по-прежнему было большинство, мужчин же так мало, что их, кажется, наплакал скупой на слезы большевик из поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин».
Этажей в здании было три, все они шли круглыми ярусами, с любого можно было увидеть стоящего внизу трехметрового гипсового Ленина. Ленин этот стоял задом к самой большой аудитории, где читались лекции. Непонятно было, что именно имелось в виду – стоит ли Ленин задом вообще ко всей науке, или только к студиозусам, которые здесь этой наукой овладевают. Так или иначе, эта статуя не относилась к числу особенно любимых: Ленина мыли редко, он подолгу стоял, загаженный голубями. При этом совершенно непонятно было, откуда голуби брались в закрытом помещении, на этот вопрос не могла дать ответа даже марксистско-ленинская диалектика.
Наверху здания, под самой крышей, находилась небольшая обзорная площадка, называемая в просторечии Парнасом. Здесь иногда занимались студенты, которым не досталось свободной аудитории. На Парнасе не было столов, одни стулья, зато на стенах его красовались разные филологические надписи с уклоном в народный фольклор. Были здесь глубокие замечания про чью-то мать, про разные части человеческого тела, а также добрые пожелания в адрес особенно въедливых профессоров.
Среди прочих мудрых мыслей выделялась одна академическая максима: «Женщина-филолог – не филолог, мужчина-филолог – не мужчина».
Это, конечно, была анонимная клевета, совершенно не соответствующая действительности.