набраться где-то смелости и признаться самому себе, что ты никогда не любил. И услышать, что тебя тоже никогда не любили. А это страшно и больно. Поэтому большинство людей и прикрывается ложным чувством любви, хватаясь за него, как за якорь спасения. И идут ко дну. По собственной воле.
«Спрашиваю, еще раз, разве ты не одна из них?», – он подходит ко мне совсем близко.
– Наверное… Я не знаю. Я только знаю, что ничего не могу изменить. Потому, что я не знаю, что я хочу изменить. Но и выносить это странное чувство неудовлетворенности, постоянно грызущие меня, становится невозможным. Иногда я чувствую, как оно ворочается в груди, слышу, как скулит и плачет. Оно требует. Но я не знаю чего. Не знаю. Обними меня. – И Майк прижимает меня к себе.
«Ответ, если, ты, конечно, задаешь правильный вопрос, когда-нибудь придет сам собой».
– Правильный вопрос, говоришь? – я поднимаю взгляд и встречаю его хитрую улыбку. От такой улыбки его глаза чуть прищуриваются и становятся еще красивее. – Хочешь сказать… не что? А кого?
Продолжая улыбаться, Майк отходит и встает на одно колено, приложив руки к сердцу: «Готова ли ты ради меня измениться?».
– Ох… – Я отворачиваюсь, смотрю в окно. Отпечаток моей ладони уже растаял. Растворился без следа. И люди, люди тоже растворяются без следа. Не все. Кто-то живет в истории, а кто-то в памяти других людей. Жизнь первых приближена к вечности, о них помнят, они влияют на судьбы людей даже после смерти, сквозь века. Жизнь вторых, тех, что живут в памяти самых близких… странно, но их жизнь тоже может быть бесконечной, ведь они, так или иначе могли повлиять или коснуться тех людей, что живут в истории. Просто след таких людей почти незримый, и увидеть его дано лишь избранным. Как те узоры, что я рисовала на стекле. Их не видно, но они есть, ведь я их рисовала. И все же, есть, есть такие люди, которые растворяются без следа – это люди, которые не сумели коснуться ни чьего сердца, и остаться в чьей-либо памяти. И я могу стать одной из них.
«Ответь, пожалуйста», – снова просит Майк, протягивая руки.
Я подхожу, сжимаю его ладони в своих и прикладываю их к сердцу.
– Я попробую… Забавно, я требовала от Жени того, чего не понимала и не хотела сама. Ведь, я, как и он, не хотела двигаться дальше, расти. Вместе и по отдельности. Я хотела всегда оставаться такой, какая я есть. Маленькой неуверенной в себе девочкой, мечтающей о красивой любви, но не способной любить сама.
«Ты была не готова», – улыбается он, и тянет к себе.
Некоторое время мы сидим в молчании, колени к коленям, сжимая руки друг друга.
– Не была… наверно. Я и сейчас не совсем понимаю к чему пришла… Измениться. Ради Егора Саматова. Ради Майка. Но для самой себя. Бессмысленно. И все же… ты прав. Как там говорил Шерлок в «Элементарно»: «Когда исключаешь невозможное, то, что осталось, и есть правда, какой бы невероятной она не казалась». Так? – Я радостно смеюсь, и поднимаю наши