Здесь тоже нечем было поживиться, по крайней мере в той части, которая хорошо освещалась. Скрипнув зубами от расстройства, Михаил двинулся вдоль стены, попутно осматриваясь. И здесь мебель выглядела голой и испуганной. Она словно живая, сжималась, опасаясь чужих взоров. Взгляду из-за этого даже не за что было и зацепиться. И неудивительно, вся обстановка напоминала казённую казарму, а не уютный дом, где приятно проводить время с семьёй. А уж для Михаила, выросшего в бедной обстановке, но с заботливой и любящей матерью, здесь всё казалось диким и чужим, словно не предназначенным для проживания людей. Даже в пещере неандертальцев, виденной им на картинке в учебнике истории, находиться было бы уютнее, чем в этом, покинутом людьми доме. Сама атмосфера давила на сознание, заставляя и взрослого нервничать буквально на ровном месте, что уж там говорить про неокрепшую психику ребёнка.
Мелкими семенящими шагами он двинулся вперёд, решив обойти всю комнату по периметру. Но и при ближайшем рассмотрении ничего не изменилось. Комната так и осталась безликой, словно привидениями наполненной лишь старой рассохшейся мебелью.
Он должен был услышать этот звук раньше, но бухающее в груди сердце и сбитое дыхание подвели его.
Скрип. Скрип. Скрип. – Раздалось из ближайшего угла, когда до него оставалось чуть больше метра.
Мальчишка насторожился, замер на месте, боясь пошевелиться, и до боли в глазах вглядываясь в темноту. Но не зрение, а какое-то звериное чутьё позволило ему сложить всю картину целиком. Первой вещью, которую он осознал, оказалось кресло-качалка, почти незаметно колыхавшееся, и издававшая те самые, неприятные звуки. Оно словно выступало из темноты выпуклой пульсирующей раной, а нечёткие очертания его сливались с окружающей обстановкой. И лишь через несколько секунд он понял, что кресло было не пустое. В нём, как на троне, восседал старик, до колен укрытый тёплым полосатым пледом. Его фигура проявлялась всё чётче, и уже через минуту мальчишка увидел скрюченные пальцы на руках, седую густую шевелюру, сливавшуюся с такой же бородой, и даже морщины, избороздившие бледное лицо.
Встречи с кем-либо он не ожидал никак, и первую минуту просто стоял, пытаясь совладать со страхом и дрожащими коленями. Старик тоже молчал, глядя прямо на него, и лишь всё тот скрип вязко расплывался по комнате.
– Здравствуйте. Вы извините, я хотел просто попить попросить, на улице очень жарко, а до дома далеко. – Понимая, что нужно как-то выкручиваться, Михаил через силу выталкивал слова сквозь пересохшие губы. – Я думал, что здесь никого нет, и я просто попью и уйду. Я, честное слово, не хотел вам мешать.
Старик зашёлся сухим тихим смехом, плавно перешедшим в кашель. Звуки оказались очень странными и неприятными. Создавалось впечатление, что не человек воспроизводит их, а две палки ритмично бьются друг о друга на ветру.
– И кого же вы, молодой человек, собирались попросить попить, если думали, что здесь никого нет? – Прокашлявшись