и скрылось за деревьями противоположного берега, – как поплавок соседа лег набок, потом накренился неуверенно и пошел под воду.
– Подсекай Николай – толкал я собеседника, первым заметив поклевку.
Тот спохватился и поддернул удилище. Есть! На леске трепыхался «золотой», или по виду, медный, карасик величиной с ладонь. Но и этому мы были рады. Вскоре заклевало и у меня. Попадались и «серебряные» карасики. Они брали увереннее и некоторые казались покрупнее.
Есть некоторая особая прелесть в ловле карася, хоть и не крупного. Он, карась, какой-то плотный, похожий на деревенского мужичка, – крепкий в теле, крупночешуистый. И даже размером в ладонь, то он более желанен, чем такая же размером сорога, потому что карась широкий почти во всю длину.
И поклевка карася другая, схожая с поклевкой леща, и оттого, наверное, заставляет учащенно биться сердце. Вот гусиное перо (поплавок), плавно ложится на воду, трясется, пуская круги, вершинка его приподнимается, а затем опять укладывается набок. Надо ждать, рано. Наконец, поплавок, приподнявшись, решительно уходит под воду, – вот тут – подсечка! На леске сразу – упругая тяжесть, а затем в другой ладони сильно изворачивается крепкая красивая рыбка цвета потемневшего от времени золота!
На закате мы вновь вернулись на большой пруд к деревне, к большой рыбе к карпам. Должны они после дневной жары кормиться и будут клевать! Я прикормил место ловли, кинув скатанные шары покупной фирменной прикормки.
Пришел теплый летний вечер. Солнце заходило налитое алым цветом, как незрелая вишня. В светлом небе растаяли облака и обозначились некоторые звезды. Только на горизонте кучились и ворчали пухлые тучи. В них проблескивали молнии.
– Эх, сюда бы дождичка, – мечтал Николай.
– А я грозы боюсь, – словно похвастался я ему в ответ. До нас дошли лишь отголоски далекой грозы.
– Грозы – они же полосой ходят. Я видел однажды в нашей деревне одна сторона улицы была полита дождем, а на другой стороне ни капли не упало, как была так и осталась пыльная. – говорил я желая продолжить доверительный разговор с Николаем.
Но поплавки наши оживились, и разговаривать нам не пришлось, мы обратились к своим удочкам и притихли. И скоро в садке у каждого было по карпу: один Николая и второй, поменьше, мой. Рыба пока была не тяжелее трехсот граммов. Но Николай вываживал что-то уже покрупнее.
– Давай-давай, губастый! Иди сюда, – ворчал сосед, мусоля окурок в уголке рта. И он подхватил подсачиком карпа на целый килограмм, если не больше. Вот нам и стали попадать крупные рыбины.
Темнело быстро. Вроде бы пора и нам идти домой. Но мы забыли и об ужине – рыба клевала, словно отъедалась за весь день одуряющей жары. Ловить приходилось почти на ощупь, поскольку грозовые тучи на горизонте – там и устроились на ночлег, закрывая отблески зари. И я вспомнил, что в рыбацкой сумке у меня, в коробке лежат непроверенные и не примененные до сих пор светящиеся