переписки, как я часто думал о тебе. А в последний месяц жизни с женой метался, мучился и запоздало думал, почему я не сумел в переписке с тобой заговорить о любви и о том, как мне теперь поступить, когда с женой отношения разладились? И я, как ты знаешь, отважился тебе написать о своей жизни. И ты весьма мило ответила. Своим письмом ты мне дала понять, что всё поняла правильно: он женат, потому не стал писать. И мне позволила приехать к тебе, таким образом, развеяла мои сомнения и колебания.
И в один из дней позднего жаркого августа, я бросил всё: семью, работу, друзей, был сожжён мой первый роман на радость тёщи. Хотя она тогда ворчала: «Вот писал, писал и нате вам – сожгу! Ну, разве так поступают нормальные люди?!» А сами же меня погоняли презрительно: «Навязался на нашу голову, писака! Ещё что-нибудь о нас напишет и выставит на весь свет! Выгнать его надо! И где ты его встретила на свою и на нашу голову?»
И вот я уехал, никому о поездке не сообщил, получилось для всех, как в воду канул. Я жаждал с тобой встретиться. Я приехал, зная, что ты будешь ждать письма или телеграммы. Мы знали оба, что эта встреча должна нам многое прояснить. И особенно для меня был важен вопрос, смогу ли я исправить ошибку, односторонне прервав с тобой переписку.
Я ещё много буду тебе рассказывать о себе, а ты мне о себе. Мы с тобой станем главными героями моих записок.
И через твои, и через мои переживания и раздумья будет проходить один человек, который когда-то был в моей жизни. А иначе нельзя, ведь невозможно отрицать того, что было, а это значит, истину чувств, всех переживаний, ход мыслей…
Я приехал вечером, во вторник. На перроне меня встречала Вера, как звезда всех моих исканий, заблуждений и порывов. Солнце ещё не село и светило косыми порывистыми и тёплыми лучами, прорываясь яркими бликами сквозь ветви деревьев, наталкиваясь на стены и крыши домов, и вырываясь в небо, где с отчаянным свистом носились стрижи.
С железнодорожного вокзала, дождавшись троллейбуса, мы поехали через весь большой город домой к ней… мы обменивались улыбками, она объясняла какой у неё несдержанный на выражения отец и какая робкая мать.
Нас встретила в передней Софья Андреевна. Затем к нам вышла старшая сестра Веры Зоя. Обменялись с ней вежливыми фразами, и Вера повела меня в свою уютную, старомодно обставленную комнату. До ужина слушали музыку. После были на улице. Я рассказывал о себе, она – о себе. Нам было несказанно хорошо. Уже наплывали вечерние сумерки, потягивало прохладным ветерком. Перед домом росли высокие толстые тополя.
На второй день до полудня просидели у неё дома. Вера читала стихи своих любимых поэтов. Кстати, она несколько раз отдыхала на юге, купалась в море, затем, как это бывает на курортах, познакомилась с мужчиной, который писал стихи. О нём она так интеллигентно писала ещё в письме два года назад. Но у них не дошло до любовного романа. Они просто вдвоём отдыхали, он читал стихи. Она попросила переписать ей. Он