пальцам, а может быть даже и заданию, над которым студентки работали молча. Мне только после четвертого занятия удалось запомнить имена всех. Теперь я их уже смог привязать к голосам, те тихонько звенели, как осы в гнезде, то и дело вылетая из роя, и тогда значение реплик вместе с авторством доходило и до меня. Иногда я подсказывал, умно вякал, чтобы не одичать, чтобы меня не забывали. Скоро разговоры стали громче, это означало, что публика переключилась от познавательного к личному. Сенсорные экраны начали проверять чувства тактильного.
«Chi vuole cominciare?» – оборвала Шила все связи.
Она смотрела на него, внимательно изучая черты лица. Ах, как же ей хотелось сейчас сложить из них одну изящную линию судьбы.
– Белла, может быть, вы? – оторвал Артур её от собственного лица, будто боялся, что эти визуальные поцелуи могут зайти слишком далеко.
– Я? – встала Белла из-за стола. – Попробую.
А в голове моей уже звучал её тонкий голосок: «Дамы и господа, командир корабля Сафин Марс и экипаж, рады приветствовать вас на борту нашего самолёта, который совершает рейс Санкт-Петербург – Барселона. Расчётное время в пути…» Ниточки её ног были завязаны посередине в коленки, Боже мой, до чего они себя доводят, эти прекрасные женщины. «Кто ей поверит, случись что, такой юной? Пассажиры слишком капризный народ». Хотелось взять девочку за руку, отвести в столовую и покормить, кормить несколько дней, пока не появится румянец на щеках, а высушенные формы не нальются привлекательной влагой. Мне кажется, он была бы рада такой заботе. Она начала отвечать. Я не слушал и снова подумал о жене. Я действительно думал о ней слишком много.
– О чём ты всё время думаешь? – услышал я её утренний голос за чаем.
– Я каждую вторую минуту думаю о тебе.
– А каждую первую?
– А каждую первую жду с волнением второй.
Я прошёл по её изгибам и забрался в ухо. Там было чисто и прекрасная акустика, как в консерватории. Сел в первом ряду, прямо напротив перепонки. Я сидел и слушал её сольное выступление.
– Может, выпьем сегодня?
– А что, уже пятница?
– Нет, но почти.
В руках мял программку, которую зачем-то купил. Между актами я стал листать. «Вот тебе инструменты, вот тебе исполнители. Всего две странички», – с недоверием я разглядывал задник программки. «Вот тебе и всё твоё будущее». А голос был прекрасен. Слова струились, и от этого не всё в песнях было понятно. Лучше не вдаваться в текст, иначе будут возникать непонятки. «Какой божественный голос», – согласился я с эпитетом, который случайно услышал в гардеробе на выходе из уха. Я вышел на улицу, где пахло весной, меня тянуло на природу, и я решил прогуляться в парк неподалеку. Мой взгляд двинулся к разрезу её декольте. Я шёл по городу и вдыхал её, раннюю, свежую, капризную. Жизнь состояла из скромных речей листвы и высокопарных – прилетевших из-за границы птиц. Воздух пропитан весной, словно Франция прыснула из флакона эйфелевой высоты на родину. Но у родины был свой неувядаемый аромат, в котором терялись все остальные. На родине