на то, как она ест, посочувствовал незнакомец.
– Что же мне с тобой делать-то?.. Тебе, наверно, и идти некуда?
– Пошему некуда? – икнув, возразила Ира:
– Ешьть куда… Я на Вернадского живу, – интенсивно пережёвывая колбасу, прошепелявила она.
– Эк тебя занесло!
Мужик свистнул, проезжающим мимо «Жигулям». Водитель притормозил и, спросив куда им надо, скомандовал:
– Только быстро! Опаздываем.
До нового года оставалось несколько минут…
Они вышли почти у дома Ирины. Улица была пуста. Из окон доносились весёлые крики, музыка и смех.
Когда они поднимались по лестнице, из всех комнат звучало новогоднее обращение президента к российскому народу. В комнату Иры, они заходили под звуки гимна России.
– С Новым Годом тебя! – сказал незнакомец.
– И тебя! – отозвалась Ира.
Дома было тепло и Иру слегка развезло.
Незнакомец торопливо выкладывал на стол содержимое своей сумки. Чего там только не было… Шампанское, колбаса, сыр, банка огурчиков, хлеб, мандарины, конфеты и, даже баночка красной икры.
– Гуляем, девка! Где у тебя стаканЫ? Бум отмечать Новый год!
Меньше всего Ире хотелось сейчас что-либо отмечать. Ей хотелось залезть под одеяло и уснуть.
– Как тебя звать-то? – спросил незнакомец.
– Ирина.
– О, Ирка – в попе дырка! – сострил он:
– А меня можешь Горынычем звать. У тя чайник где?
Ира кивком головы указала на чайник, легла на диван и отвернулась к стене.
…Кажется, она заснула.
– Кончай ночевать, Ирка! Смотри, чё я тут соорудил… – он довольный стоял у стола, заставленного всякой едой.
Ира проглотила слюну – пахло вкусно.
– Я у тя картошечку нашёл. Вот… Сварил с тушёнкой. Давай, подползай!
Ира уплетала горячую картошку с селёдкой и маринованным огурчиком.
Куда-то на задний план отошли мысли про Глеба и его маму. Рядом с этим весёлым здоровяком ей было по-домашнему уютно и спокойно.
Потом они пили чай с пирожными, которые утром оставил Глеб… Потом ели мандарины… Потом Горыныч снял со стены гитару, которая висела здесь с незапамятных времён, так как осталась ещё с общежития и неизвестно кому когда-то принадлежала и, стал что-то бренчать. Он перебирал струны, настраивая инструмент. Оказалось, что Горыныч отлично играет и здорово поёт. Пел он про войну, про Афган, про Чечню, про жизнь…
Ире совсем расхотелось спать. Она с восхищением рассматривала своего гостя – с каждым мгновением он нравился ей всё больше и больше.
За окном рвались петарды, слышался смех и пение; где-то играла гармошка, но это было там, за пределами их тесного мирка.
Горыныч играл и пел, а Ира разглядывала его, отмечая, что он довольно не плох собой: лет тридцати семи – сорока на вид, спортивного телосложения, с умными серыми глазами и ямочкой на подбородке. Ире нравился такой тип мужчин.
Горыныч заметил, что Ира его разглядывает:
– Думаешь, что я