камней и блестящих мелких зеркал9. Для описания его просторных и светлых внутренних помещений напрашивалось слово «покои», но англичане условно заменили их более привычными им понятиями – холл, кабинет, столовая и так далее.
Утром, сразу после завтрака, приглашенные собрались в гостиной у Джона Лоуренса. В ожидании волшебного зрелища все расположились с чашками кофе за круглым инкрустированным столом.
По знаку хозяина молодой слуга-индиец, двигаясь бесшумно в своих смешных сафьяновых туфлях с загнутыми носами, принес маленькую жестяную коробочку. Он бережно поставил ее в центре стола и попятился на несколько шагов. Лоуренс открыл крышку и вытащил на свет камень вместе с бархатной подушечкой, на которой тот лежал. Гости с любопытством вытянули шеи. Через пару минут они стали с недоумением переглядываться. Общее мнение выразила Эммелин Уорд, разочарованно воскликнув:
– Да это же просто кусок стекла! – она протянула к камню тонкую изящную руку: – Можно?..
Лоуренс кивнул, и девушка взяла алмаз и стала его рассматривать. «Кохинор» стал переходить из рук в руки.
Действительно, он совсем не производил впечатления: это оказался прозрачный камень размером примерно полтора дюйма на дюйм с небольшим, неправильной формы; непривычная европейцам ассиметричная огранка не позволяла ему излучать какое-либо необыкновенное сияние; к тому же с одного края алмаз имел желтоватый оттенок.
– Кунвар, – обратился Лоуренс к слуге.
– Нет, моя госпожа, – возразил тот с почтительным поклоном, – это бесценный бриллиант покойного махараджи Ранджита Сингха.
– Насколько мне известно, его история насчитывает несколько столетий, а, если верить легендам, то и тысячелетий, – вставил Гарольд Кинни, кладя алмаз обратно на подушечку.
Секретарь, конечно, не мог упустить случай похвастаться своими знаниями.
– Мой отец служил Ранджиту Сингху, – добавил Кунвар. – Он рассказывал, что махараджа нередко сиживал на крыше дворца с наложницами из своего гарема и любовался «Кохинором».
Застеснявшись собственного многословия, он тихо удалился.
– На месте махараджи я предпочел бы любоваться прекрасной женщиной, нежели самым драгоценнейшим из камней, – негромко сказал Гарольд и выразительно посмотрел на Эммелин, которой, конечно, и предназначались его слова.
Секретарь был мастером преподносить Эммелин такие вот завуалированные комплименты, понятные, как он думал, только им двоим. Девушка послала ему одобрительную улыбку и скромно потупилась. Бенедикт все это заметил и разозлился, но сдержался и сказал спокойно:
– Вряд ли вы когда-нибудь могли бы оказаться на месте махараджи, Кинни.
Лоуренс, офицеры и миссис Шепард расхохотались. Рассмеялась и Эммелин, что Бенедикта весьма порадовало. Секретарь метнул на соперника злобный взгляд, но поскольку тому удалось придать своему голосу интонацию добродушной шутки, то Гарольду ничего не оставалось делать, кроме как посмеяться