Господи, она еврейка… – вздохнул юноша. – Но не волнуйтесь на этот счет. У вас не типично славянское лицо, вы темноволосая, похожи на итальянку… Возможно поверить, что вы еврейка…
Он так нервничал, у него так дрожали губы, что Лили торопливо кивнула, ей было неловко признаться, что она никогда не была знакома ни с одним евреем и не знает, как они выглядят.
– Поймите, это судьба, здесь все сошлось самым чудесным образом, – продолжал юноша, – весь план провалился бы…
Весь план провалился бы, будь обе девушки, княжна Лили и Рахиль Каплан, чуть постарше. С семнадцатого года паспорта потеряли обязательный характер, и удостоверить свою личность можно было любым документом, но совсем недавно ввели закон, по которому единым документом для всех граждан с шестнадцати лет стала трудовая книжка. Добыть трудовую книжку было бы невозможно, в нее вносились все сведения, включая отметки о получении продовольственных карточек…
– Повторите все еще раз и можете идти, – велела Лили. – Или нет, замолчите… Забирайте ваши бумаги, мне ничего не нужно, я ничего не боюсь…
Это была неправда, она очень боялась… Но стать какой-то неведомой Рахилью, стать предателем своего имени, своих предков было еще страшней.
– Как вы смеете предлагать мне это? Я дворянка, княжна Горчакова, а не дочка врача и учительницы музыки! Что бы сказал Рара?.. Что бы сказал Рара, если бы узнал, что я из трусости отказалась от своего имени…
Юноша, видимо, совсем разуверился в ее способности понимать, что ей говорят, и совсем иначе, не горячо, а устало, безжизненным голосом произнес:
– Ваш отец сказал: «Теперь большевики будут решать, кому жить, а кому умереть. Судьба Лили уже предопределена ее происхождением. Сначала дворян уничтожат как класс, а потом оставшихся в живых уничтожат физически». Это не я вам говорю, это сказал ваш отец.
– Меня тоже… уничтожат? – шепотом произнесла Лили. – Но этого не может быть, что меня уничтожат, мне только пятнадцать лет, и я не сделала ничего плохого!.. Ни одна власть не уничтожает людей ни за что, безвинно! Я даже не ненавижу большевиков, я их совсем не знаю, ни с одним из них не знакома. И мне не жаль моего титула, честное слово… не очень жаль, почти совсем не жаль… и я буду работать, как все!.. Рара не мог сказать, что меня уничтожат, он же знает, что я не сделала ничего плохого!..
– Рахиль Каплан уже в Берлине – от моей матери было письмо. Вы можете быть совершенно уверены… Исчезайте, княжна Лили, – повторил юноша, как будто из последних сил втолковывая безнадежной тупице сложную задачу.
Весь день Лили бесцельно бродила по городу – ИСЧЕЗАЛА… «Я больше не княжна, княжна Лили исчезла, теперь у меня другой trame[3], я больше не княжна…» – убеждая себя, повторяла Лили до тех пор, пока не перестала понимать смысл мысленно произносимых «княжна – не княжна»…
Но куда же ей было исчезнуть – все-таки она была она, княжна Лили. Темнело, нужно было возвращаться домой.
– Как вас зовут? – ласково