ночи непременно. Окно не перепутать даже издали, потому что оно находится между двух характерных соседских балконов – один без козырька, другой со спутниковой антенной.
Ночные огни, темные ели вдоль дороги, царапающие низкий туман обрубки недостроенных минаретов, вывеска «Аллея Ветеранов» и бетонные львы под ней, незнакомцы на углу улицы, заросшие кусты казацкого можжевельника, памятник ликвидаторам аварии на Чернобыльской АЭС – эти виды родного поселка лишь отражаются в зрачках Сурена, но он не фокусирует на них внимание. Он думает о своем: о том, что устал от бесконечной, ежедневной и однообразной дороги, в которой дом и аэропорт замкнули круг и превратили жизнь в пародию на движение, в грустную карусель, дарящую иллюзию вращающегося вокруг тебя мира. Когда-то давно акценты сместились, и дорога стала приоритетом. С тех пор, много лет подряд, он возвращается домой не для того, чтобы остановиться и насладиться жизнью, а чтобы выспаться и двинуться в обратный путь.
Он думает о том, что устал от гонки за завтрашним днем, в котором будет покой, счастье и деньги. В гонке за клиентом, ведомый памятью о денежных для таксиста девяностых годах и по траектории наименьшего сопротивления, он примчал аккурат к пятидесятилетнему юбилею в положении седовласого и седоусого таксиста, у которого за душой балансирующая на грани самоокупаемости работа, заурядный жизненный опыт, жена и два взрослых сына.
Поднявшись до конца проспекта, сразу за пушистыми голубыми елями, Сурен поворачивает налево на улицу Старикова. Она длинная, но освещена всего двумя фонарями, которые делят ее на три приблизительно равных темных отрезка. Ночью этого света мало, поэтому местные жители ориентируются тут по памяти и лунному свету.
Сама по себе Старикова не примечательна, хотя замашки у нее чиновничьи – здесь и здание администрации района, и почтовое отделение, и банк, и Пенсионный фонд. Чуть дальше – микрорайон из пяти пятиэтажек с неофициальным названием «Новые дома». Потом – гаражи и сараи. А там и конец поселка.
Сурен проезжает через всю улицу и сворачивает к гаражам. Свет фар следует за движением руля и ныряет в черный прогал в одноэтажной стене, освещая внутренности кирпичного комплекса. Там пусто, как в кишечнике: длинный проезд убегает в темноту, на сколько хватает ближнего света. В стене с левой стороны дюжина ворот. С правой стороны несколько ниш – гаражных рядов. Он заруливает в первый ряд и накатом, придерживаясь колеи, движется в самый низ.
Зимней ночью, когда снег отражает лунный свет, пусть это снег грязный и рваный, истоптанный и изъезженный, гаражи выглядят не так мрачно, как в любое другое время года, например, как сейчас. Атмосфера здесь соответствует тому, что это окраина поселка, что ночного освещения здесь не бывает, что это гаражи, такие же как и в любом другом городе России, влекущие лунным светом простого мужика напиться здесь и в радости, и в горе, одному и со товарищи.
Останавливается