молния на голубом поле была основательно побита мечами и саблями, но с ним прибавилось уверенности.
Разбойники накатили, мы сшиблись в короткой злой схватке. Первых выбили из седел, на их месте тут же оказались новые, сверкала сталь, вокруг стоял страшный звон, крики. Я отбивался яростно, в груди разгоралось злое пламя, удары сыпались на щит с такой силой, что онемела рука. Чудесная сабля снесла уже двоих, когда упал дерущийся по правую руку от меня старший, из разрубленной выше кольчуги шеи била горячая кровь. Младший горестно вскрикнул, бросил коня вперед, вломился в разбойничьи ряды. На него со всех сторон посыпались удары, сбивая латные пластины, на миг появилось скрытое металлом солнце на черном поле. Я поспешил на помощь, но было поздно, он рухнул под копыта, затрещали кости.
Длинным ударом удалось срубить еще одного, другому краем щита разбить лицо, когда зашедший сбоку обрушил меч мне на голову. Сталь с грохотом прокатилась по щиту, врубилась в лошадиную шею. Я оказался на земле, разбойник поднял коня, собираясь стоптать меня копытами. Скинув изрубленный щит, я ухватил повод, потянул. Мы встретились взглядами, он дико заверещал, вскинув меч, а через секунду моя сабля снесла ему голову.
Взлетев в опустевшее седло, я огляделся, ища противника, но оказалось, что этот был последним, и на коне теперь остался я один. Оставшиеся безымянными воины храма лежали там, где их настигла смерть. Погибая, младший сумел стащить на дорогу и задавить голыми руками разбойника, так они и застыли, растоптанные и покрытые пылью. Хома лежал в окружении шестерых врагов. В руке у него была зажата обломанная по самую гарду сабля, от доспеха остались одни лохмотья, но на лице застыла радостная улыбка.
Гнар нашелся у телеги, тяжело привалившись к колесу, держа на коленях голову Томаса. Он тяжело, с хрипами дышал, на бледном лице выступили капли холодного пота. Одного взгляда на молодого барона хватило, чтобы понять, что тот давно и безнадежно мертв. Рубашка под доспехом пропитана кровью, полуоткрытые глаза невидяще уставились в пространство. Заметив меня, Гнар зашелся в кашле, выплюнул сгусток крови.
– Вот и все, а? Не думал, что все закончится так…
– Мне жаль. – Я опустился перед ним в пыль, коснулся плеча в погнутом доспехе. – Прости, что не сумел помочь.
– Ты сумел… – он снова закашлялся. – По крайней мере, мы выбили всю шайку, а?
– Да, я сумел, – ответил я сумрачно. Вколоченные академией умения и инстинкты снова вытащили меня там, где погибли опытные и закаленные воины. – Хочешь, чтобы я передал что-нибудь?
– Нет… Разве что это… – он вытащил из-под тела Томаса сумку, протянул мне. – Тут письмо от покойного барона Дарнарда, передай его… Пусть знают, что род прервался, пусть пришлют на его земли, пока не началась драка между соседями.
Я взял сумку, задержал руку на латной перчатке:
– Я мало знал тебя, Гнар, как и молодого барона, и Хому, но уверен, что мы стали бы добрыми товарищами.
Он уже не кашлял, просто тихо хрипел. Услышав мои