и редкие ели стояли обособленно, словно красуясь. Здесь, в отличии от города, еще не увяло буйство осенних красок. Казалось, сама природа принарядилась к празднику Сияния в золото и багрянец, разбавленные малахитом пряно пахнущей хвои и мха.
Подобраться к месту украдкой, конечно же, не удалось. Пришлось карабкаться вверх по склону. Шиан, то и дело, поскальзывался на влажной листве, цепляясь за лошадь, которой, похоже, все было нипочем: ни бездорожье, ни чьи-то крики, от которых прошибает холодный пот. Наконец, запыхавшийся и нервно сжимающий в дрожащих пальцах поводья, служитель взобрался на вершину холма. И не успел он перевести дух, как увидел на обратной стороне его, в низине, человека, привязанного к дереву. Незнакомец – угрожающе огромный, будто бы отлитый из камня – сидел на земле, суча по прелым листьям босыми ногами и мотал головой, словно припадочный. Но самым страшным… самым ужасающим во всей этой ситуации был его взгляд – дикий, блуждающий. Как…
Шиан попятился назад и, если б не Вишня, непременно бы свалился кубарем со склона – он, соскользнув вниз, едва успел ухватиться за седельную сумку. Ногу некстати свело судорогой. Не спуская глаз с беснующегося пленника, служитель оперся о ствол дерева и сквозь боль, сжав зубы до ломоты в челюсти, стал разминать мышцу. А потом заметил то, на что сперва не обратил внимания: сразу за широкой спиной человека высился муравейник, насыпанный из сухих хвойных иголок. И по лицу его, искаженному безумием, по-хозяйски ползали трудолюбивые насекомые. Особенно много их было около ушей несчастного. Ох, Сиятельная, будь милостива к чаду своему…
На подкашивающихся ногах и не без лошадиной поддержки Шиан торопливо спустился вниз и, достав из седельной сумки нож, приготовился уже перерезать путы, но внезапно передумал: кто знает, как поведет себя незнакомец? Тогда он, покопавшись еще немного в собственных немногочисленных вещах, выудил оттуда маленький пузырек с льняным маслом. Руки ходили ходуном – то ли от страха, то ли от усталости вкупе с недосыпом. И потому залить масло бедолаге, постоянно дергавшему головой, в уши, липкие от меда, удалось далеко не сразу. Наконец, оттуда устремились наружу мертвые муравьиные тельца, а человек перестал кричать. Только тихонько всхлипывал и вздрагивал, прикрыв глаза. А вскоре служитель решился и освободить измученного пыткой пленника. Не бросится ли тот на него? На всякий случай отошел подальше, но мужчина так и остался сидеть под деревом.
В одних лишь кожаных штанах да тонкой рубахе ему, искусанному насекомыми, наверняка было холодно, но он словно и не замечал неудобств. Шиан нерешительно сжал рукоять ножа в ладони и подковылял ближе.
– Эй, господин… – протянув свободную руку, он с опаской коснулся плеча незнакомца. – Вы… Вы свободны.
Поначалу, казалось, тот не услышал служителя. Как долго муравьи пиршествовали в его ушах? Однако, чуть погодя, человек все таки открыл глаза и медленно, явно с трудом, перевел взгляд на Шиана. А потом… потом этот суровый и опасный на вид мужчина заплакал. Служитель, едва не надорвавшись, помог бедолаге встать и повел