Вероятно, – у Нильса закружилась голова от потока слов.
Ещё утром он был в больнице. С того момента произошло столько событий и так быстро, что Нильс не мог вспомнить, завтракал ли он.
– Садись, садись, дорогой мальчик, сейчас я тебя накормлю. До чего же красив был твой хозяин, ох, какое горе, какое горе, – поцокала Элис. – Но вот, знаешь что, дорогой… Ты, когда будешь выходить из отеля, чёлочкой всё же закрывай свои знаки. Не надо дразнить гусей. Либо челочка, либо шапочка.
Она довольно бесцеремонно зачесала пятерней волосы Нильса на затылок и ткнула острым пальцем в набитые на лбу цифры.
– Знаешь, как вас называют ЗЛОКИ? Никогда не слышал? Хотя откуда тебе. Ты со своего Олимпа и не сходил ни разу, жизни-то нашей не знаешь. Простой жизни, я имею в виду. За пределами вашей Золотой мили. ЗЛОКИ называют вас Долли. Самое скверное оскорбление для человека, мальчик.
– Долли? – удивленно переспросил Нильс.
– Да, Долли. Овечка.
***
Дни потянулись шаркающей походкой: неторопливо, тягуче и однообразно. День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Уже давно закончилось лето. Осень уверенно щипала морозом за нос утренних прохожих.
Нильс ежедневно слушал новости. В общем потоке информации он пытался хоть что-то узнать о Дэноплэ. Но семья по-прежнему хранила молчание. Ни встреч, ни сделок – ничего. Такая тишина не сулила ничего хорошего, и с каждым днём Нильс всё больше и больше нервничал. Он настроил личный браслет так, что оповещения происходили веселеньким «дзынь». Элис смеялась, говорила, что ты, мол, как с колокольчиком ходишь: дзынь, да дзынь.
Чтобы отогнать тягостные мысли, Нильс запирался в комнате. Доставал из комода одну из книг и погружался в чтение. Прерываясь, мог подолгу смотреть в окно на высоченные трубы заброшенного завода. Вспоминать, как читали с Себастьяном вместе. Как мусолили поисковик, пытаясь понять какие-то старинные слова или вникнуть в описанные события.
Книги были подарком. Фактически праздновался только день рождения Себастьяна. О том, что в этот день появился и Нильс, никто не вспоминал. Но Себастьян всегда всё делал по-своему, и лет с пятнадцати обязал всех дарить подарки не только ему, но и его «второму шансу». Праздник стал общим.
Сегодня он тоже заперся в своей комнате. Когда на раскрытую страницу капнула слеза, Нильс в раздражении захлопнул книгу. Злясь на себя, засунул её подальше в комод. «Я как будто самоистязанием занимаюсь. Наказываю себя, – думал Нильс, вышагивая по комнате. – Всё вспоминаю. Плачу. А ведь нет уже ничего. Не вернётся. Чего я жду? Надо позвонить юристу. Позвонить ему и попросить продать эти книги. Или пусть забирает себе. Не могу больше! Пусть скажет, как мне жить! Уж лучше спецприют, чем вот так…»
Нильс остановился посреди комнаты.
«Долли… Если я выйду на улицу, мне вслед будут кричать «Долли» и показывать пальцем, – Нильс провел рукой по лбу. – А если не выйду, то свихнусь».
Приняв решение, он подошел к двери. Повернул ключ, резко