Аня упала. Эван ворвался в ванную. Лужи на полу, заполненная пеной ванна. Ани нет. В порывестом движение, он преодолел комнату, сунув руки под воду вытащил Аню.
Она издала странный звук: ни то чихнула, ни то икнула. И удивленно спросила:
– Ты чего?
– Ты тонула!
– Насколько я знаю – нет… – она вновь захихикала, быстро покосилась на свою грудь, убедилась, что все нужные местечки прикрыты цензерными пузырьками и сощурилась, как это делал сам Эван: – Но ты уж не уходи, вдруг я правда пойду ко дну! – она подхватила пену в ладонь подула. Пузырьки повсюду.
Эван вздохнул, подошел к шкафчику и достал оттуда что-то, что велела купить ему косметолог, чтобы смывать остатки грима. Протянул флакон Ане:
– Держи, у тебя размазалась тушь…
– Ужас! – воскликнула девушка и вновь ушла под воду.
На этот раз она сама извлекла себя со дна.
– Теперь ты понял, что я некрасивая? – пробурчала она, стирая макияж.
– Теперь я понял, что ты чумазая.
Эван стянул с себя мокрую футболку.
– Вау! – воскликнула Аня и, изобразив падение в обморок, вновь скрылась под водой.
Эван был доволен. Несмотря на то, что ему уже перевалило за пятьдесят, он гордился своей физической формой. Во многом этому поспособствовали фильмы про супергероев. Там у него была вечная роль бывшего солдата, получившего суперсилу. Не какой-нибудь умный профессор, которому ни к чему раздеваться в кадре. Этим летом как раз завершились съемки очередной картины с участием Эвана и он продолжал поддерживать идеальную форму, на случай, если придется что-нибудь подснимать.
– Ты переигрываешь, – усмехнулся Эван, садясь на пуфик. Ему всегда казалось, что нет ничего более бесполезного, чем пуфик в ванной, а оказывается, бывают в жизни случаи, когда и пуфику найдется применение.
– Конечно, я же не актриса, – Аня снова увлеклась пеной.
Понимает ли она к чему все идет? По какой тонкой грани ходит? Должна бы понимать. В конце концов в таком уж опошленном мире мы живем.
– Почему мюзиклы? – внезапно спросила Аня.
– Что?
– Почему ты так много снимаешься в мюзиклах?
– На Бродвее я в них играю еще больше, – заметил Эван, который с годами стал ценить театр больше, кинематографа.
– Видишь, а почему? – Аня положила локти на бортик, развернувшись к Эвану.
– В детстве мне нравился мюзикл «Мэри Поппинс».
– «Ах, какое блаженство, знать, что я совершенство, знать, что я идеа-а-а-ал»? – напела Аня.
Эван удивленно смотрел на девушку в ванной, которая снова что-то лепетала на незнакомом ему языке.
– Суперкалифраджилистикэкспиалидошес! – возмутился он тому, что она не знает классики.
Ничуть не смущаясь, он запел. Запел так, словно был на сцене лучшего из театров, а не сидел с голым торсом на пуфике в ванной. Дело было в зрителе. Аня смотрела на него с искренним восторгом. С таким же лицом он впервые посмотрел «Мэри Поппинс».
– Браво! – закричала Аня, когда он закончил петь. Она хлопала, а во все