в пятнистую оправу, заполнили собой половину лица, зато подходили к платью в здоровую клетку. Оно было голубым, но рисунок охрово-коричневый. Для дома и посадки, самое оно. Удобное, дышащее и приятное на теле.
Но все это вдруг стало смущать.
Возможно, я решила повзрослеть? И это проявлялось в непринятии себя.
Ведь мне раньше, было абсолютно все равно на наряды.
Чертыхнувшись про себя, я выкинула из головы дурацкие мысли.
Меня все устраивало.
Наконец, мой сундук вернули.
Можно сказать, выгнав Бенедикту, я застыла возле него и дрожащей рукой открыла крышку.
Несколько секунд не дышала.
Сначала обрадовалась, что драгоценные издания оказались на месте, а потом напряглась. Пара книг, вытащенных с низа дорожного товарища, выглядывала из ночной утепленной сорочки и платья из ситца.
Он все же ковырялся в моих вещах.
Развратник!
До вечера я не высунула из покоев носа. Мне было стыдно, обидно и неприятно.
Этот человек намеревался жить в моем доме минимум две седмицы.
Я два месяца выживала в вечной мерзлоте и только обрадовалась, что заживу дома, катаясь как сыр в масле, снова вступала на путь воины с препятствиями.
На вечернюю трапезу ноги не шли.
Я топталась на пороге некоторое время. Надела традиционный синий, сделавшей меня тихоней и наделивший меня унынием.
Возможно, если бы был другой фасон платья, то мне бы пошел этот тон, но наряд казался чудным и каким-то детским.
Другим он и не мог быть, по причине того, что это платье не брала носка. Выглядело оно как новое, не считая нескольких зацепок и катышек на рукавах.
Из столовой доносились приглушенные голоса и ароматы ужина.
Было понятно, что Гордон Стейдж, покажет себя истинным гурманом, с изысканными манерами.
Набравшись смелости, я зашла внутрь, с беззаботным выражением лица и извинившись за задержку уселась на свое место, напротив Агнесс.
Удивило еще то, что к трапезе спустился незваный гость, в лице бабки Аманды. Она как чувствовала, что засыпать рано не стоит.
Это меня порадовало и взбодрило.
Адама Редвила посадили рядом с Агнесс. Пришлось делать вид, что я его не замечаю. Зато Аманда уселась рядом со мной, по правую руку от деда. Отец игрался столовым ножом чуть в стороне, смотря в одну точку. То ли перекурил, то ли наоборот. Взгляд был пустым и отрешенным, а еще, полным отчаянья. Конечно, кому был приятен столичный хлыщ, которого дед ставил умнее всех нас чокнутых.
– Энрике, – вдруг выдала бабка, разодетая к трапезе. Поверх грозового оттенка бархата, женщина накинула шаль из ангоры, чтобы кости не мерзли, – где же ты был так долго?
Я закусила язык так сильно, усиленно пытаясь не рассмеяться в голос.
Аманда пристально смотрела на нежеланного гостя, с глазами полными страсти и любви.
Гордон Стейдж кашлянул в кулак.
– Как ты мог меня бросить, мой возлюбленный?
Агнесс закатила глаза, сдерживая желание разразиться молитвой, пока я терла нос, справляясь