тряпки, бутылки, на диване одеяла – логового какого-то существа. Навстречу шли по одному, по-двое-трое мужчины в тёмной одежде. Кто на всю улицу разговаривал, кто шатался, угрюмо глядя перед собой, кто ступал вальяжно, подпитывая покой из пивной бутылки.
Алые кроссовки на ногах, очки в золотой тонкой оправе, красная футболка, дорого прочерченная автографом дизайнера, белоснежные брюки. Я чувствовал, что всё что на мне и я сам, неприятно рябит в глазах мужчин, одетых в разную, но неуловимо тёмную одежду, чувствовал, как взгляды, словно ножи, кололи меня в бок, в лицо, в спину.
Тенью метущихся на ветру кустов, в душе носилось волнение: предчувствие, или тень прожитого?
Вдруг неоткуда понимание: "Не надо туда ехать!"
ОТЪЕЗД.
Дома спали, когда будильник расковырял сон. В наполненной светом кухне я смотрел на повисшие за окном стол со стульями и себя с поднятой к лицу чашкой. Остро захотелось ещё раз увидеть детей, проститься с ними, но будить их было бы злом. Мы поцеловались с женой, вставшей проводить меня. Я взял рюкзак и вышел к лифту в подземный гараж.
Сыто урча дизелем, "Ленд Ровер" мчался по пустому проспекту, а навстречу мне, из-за холма поднималось солнце, подтекая ручейком автомобильных фар. Перевалив холм, помчался по равнинному пригородному шоссе, а впереди в ночи ширилась полоска света; стали проступать заправочная станция, забор перед рядом домов, стволы сосен. Так же медленно, словно возрожденные эликсиром письмена, проступала радость, от безумного, но необходимого свершения.
ЗАВИДОВО.
Полицейский из двух опухолей живота и зада, колыхавшихся на торопливом шаге, с фуражкой на затылке, сдвинул жезлом с трассы на пыльную обочину мой автомобиль, в колонну автомашин, очистив путь для вельможи. В очереди на противоположной обочине скорая помощь в кроваво-мертвенно-белом раскрасе смиренно стояла в ряду, молча сверкая сигнальными огнями. Врач в белом халате пошел к полицейскому, но тот запретительным черно-белым жезлом загнал его обратно.
Я включил громко ударную музыку, пустил из кондиционера холод в лицо, но ничто не сдержало навалившуюся апатию, словно я был мяч, ладный, упругий, который от удара лопнул и полетел, теряя скорость, наконец закувыркался и шлепнулся о землю дырявым бесформенным телом, или утка, стремительно вспорхнувшая, набиравшая высоту частыми ловкими взмахами крыльев, а через мгновение, подбитая выстрелом, безжизненно падающая вниз.
Пронесся с воем бело-голубой "Мерседес" полиции, плюнув в стекло раздавленной лужицей, так что лицо мое отпрянуло от стекла, как от пощечины. Проехал черный лимузин, собравший в непроницаемых стеклах сотни машин, стоящих покорно на обочине.
Тело офицера полиции из двух разнонаправленных сфер, которое, казалось, раскатится в стороны двумя шарами, вдруг вытянулось стройным гренадером, рука четко отдала честь, плеснув синим потным пятном под мышкой на голубой форменной рубашке, и мгновенно оплыло, словно весенний