Гобкинса покраснело, а кулаки сжались. Кажется, он так и не простил мне того, что я обставил его в расследовании убийства отца Боне. Что ж, если природа не одарила мозгами и смекалкой, то родственник в магистратуре вполне сможет компенсировать сие недоразумение.
– Можно я возьмусь за расследование смерти девушки? – продолжая улыбаться, спросил я инспектора.
Уже готовясь разразиться новыми проклятиями, Гобкинс замер на месте.
– Шлюшки? Да кому она нужна? Поди, от несчастной любви в воду бросилась.
– Тогда вы ничего не потеряете, – попытался успокоить инспектора я, взглянув ему за спину. Кажется, у курилки возник конфликт с одним из стражников, стоящих в оцеплении.
– А ты знаешь, я не против, берись, – почему-то заржал Гобкинс. – Хоть под ногами мешаться не будешь. Вечером доложишь.
– Обязательно, – бросил я, покидая пристань и в три прыжка оказываясь возле вот-вот готовой вспыхнуть потасовки между моим товарищем и сотрудником правопорядка.
– Марк, это со мной, – опустил я руку на плечо стражника, удерживавшего за грудки Боцмана, опуская ему руку на плечо.
– Извините, младший инспектор, я не знал, – оправдался тот, разжимая кулаки и разглаживая на груди курилки сюртук. – А то пояснить ничего не может, только прёт вперёд и всё!
Когда конфликт был улажен, и все друг другу поклонились, я быстрым шагом направился сквозь толпу, бросая предостерегающие взгляды карманникам, которые сбежались на набережную словно коты к разбитому горшку со сметаной. На них не было времени. Нужно было торопиться и как можно скорее. Шумахер и Боцман еле-еле поспевали за мной.
Брусничка, запряжённая в экипаж, недовольно, взглянула на меня фыркнув, губами. Ей всегда было не по нраву таскать за собой повозку. Извини, ничего не поделаешь. Сегодня будет так. Прыгнув на сидение, я бросил взявшему вожжи в руки Боцману:
– На Мягкие лапы и побыстрее!
С неба снова что-то закапало, и мы, подняв воротники, развернули полог повозки. Мимо проносились серые улочки и многочисленные прохожие с разноцветными зонтиками.
– Ганс, – обратился я к стажёру, засовывая в рот новую палочку лакрицы. – Сейчас сбегаешь к геру Бруни и разузнаешь у него всё об убитых. По крайней мере о мужчине. Девушка скорее всего пока будет не опознана.
– Бруни, Бруни… это архивариус что ли? – задумался Шумахер. – Плешивый? А откуда он может всё узнать? Вроде бы времени прошло совсем немного…
– Советую с уважением относиться к этому человеку, – подошвой сапога я наступил на безукоризненно чистый ботинок паренька, отчего тот ойкнул. – Он знает обо всём, что происходит на улицах, так как составляет сводки и проявляет недюжинный талант в анализе преступлений. Делай, что говорю. Особое внимание обрати на похищенные у убитого вещи. Мы должны знать, как они выглядят.
– Понял. Но вы ведь вроде взялись за расследование смерти девушки? Её что тоже убили?
– Верно. Сломали шею. Ты обратил внимание, как дёргалась её голова? Думаю, эти преступления связаны.
– Ничего себе! – вскрикнул