который напоминал скорее родственные отношения. Не так уж легко найти в истории подобные примеры. Что же влекло навстречу друг другу равнинный северный народ и южных горцев, огромную империю и затерянное в горах небольшое племенное образование? Конечно, было совпадение интересов: стремление России к Проливам и борьба черногорцев за независимость.
Однако одними интересами невозможно объяснить столь сильное влечение друг к другу двух столь разнопорядковых величин. В основе этого непреодолимого встречного движения русских и черногорцев был не только голый расчет. Неправильно, на наш взгляд, вслед за некоторыми современными политиками представлять дело так, что времена бескорыстной любви давно прошли и речь должна идти лишь о прагматических связях. Это не только крайне узкий взгляд на существо российско-черногорских отношений, но и попытка поломать генетический код двух народов.
«Мы хотим к русским, а русские к нам, с Божьей помощью приблизиться, чтобы не быть друг от друга столь далеко», – заявил в те далекие годы на скупщине глав черногорских племен владыка Данило1. И это были не просто слова. Именно тогда начался путь двух народов навстречу друг другу.
Зажатой со всех сторон мощными врагами, оторванной даже от Сербии и основной массы сербского народа, крошечной Черногории придавало силы и стойкости наличие (пусть и где-то бесконечно далеко) великой одноплеменной и единоверной державы. В данном случае удаленность друг от друга только способствовала идеализации образа «майки Русии». У черногорцев возник даже своеобразный культ России, а любовь к ней стала частью национального самосознания. Недаром в Черногории до сих пор так популярна присказка: «Нас и русских – 200 миллионов». Ее обязательно расскажет гостю из России первый же встречный.
Параллельно и Россия, по мере лучшего узнавания малых славянских народов, начинала ощущать своей обязанностью заботиться о них и прежде всего – о славянах православных. На фоне других черногорцы смотрелись наиболее ярко, с особенным первозданным колоритом. Совсем не на пустом месте в России развивался и креп романтический образ этой «православной Спарты». Каждый раз без лишних раздумий черногорцы по призыву России геройски вступали в войну с Турецкой империей и другими могучими неприятелями. Русских не могли не восхищать их удаль, бесстрашие и самоотверженность. Участники совместных с черногорцами сражений в начале XIX в. вспоминали, что французы мгновенно разбегались, заслышав ужасающий «дикий вой», с которым черногорцы шли в атаку, и увидев висящие у них за плечами отрубленные головы врагов.
Можно сказать, что Россия оказалась на высоте выпавшей ей большой любви небольшого народа. Никакие недоразумения, возникавшие иногда между представителями двух стран, не могли помешать главному. Фактически Черногория была взята на содержание русским двором, а потом правящие династии двух государств даже породнились. Широко известен тост, произнесенный Александром III в честь черногорского князя Николы: «Пью за здоровье князя черногорского, единственного искреннего и верного друга России». Это, конечно, дорогого стоит.
В этот же период, с 1879 по 1906 г. (с некоторыми перерывами), в Черногории жил Павел Аполлонович Ровинский2. Он оставил уникальный трехтомный (в четырех книгах) труд «Черногория в ее прошлом и настоящем»3. Лучше о Черногории никто не написал. До и после Ровинского свои стихи посвятили Черногории два, возможно, самых любимых русских поэта – Александр Сергеевич Пушкин и Владимир Семенович Высоцкий.
Во время русско-японской войны 1904–1905 гг. в российскую миссию в Цетинье поступало много заявлений от черногорцев и герцеговинцев с просьбой направить их в действующую русскую армию. Ее успехи и неудачи простые черногорцы воспринимали как свои собственные, спрашивали у русских представителей: «Что делают наши в Маньчжурии?… Как наши в Порт-Артуре?»4. Это местоимение «наши» очень символично, как символично и рождение мифа о том, что маленькая Черногория в знак солидарности с Россией объявила войну Японии, а потом даже забыла заключить с ней мир.
Верность России сохранили черногорцы и в дальнейшем. Их знаменитое русофильство стало одной из причин того, что представительство черногорцев в югославском движении Сопротивления в годы Второй мировой войны было весьма многочисленным. Их было больше других и среди репрессированных «коминформовцев» после конфликта Сталина с Тито в 1948 г.
После нормализации отношений между СССР и Югославией каждая югославская республика имела своим побратимом одну из советских республик. Черногории досталась Армения. Однако Черногория настояла на том, чтобы одновременно стать побратимом России. Тем не менее, взаимные связи заметно ослабли. Общая закрытость и подозрительность Советского Союза распространялась и на «ревизионистскую» Югославию.
Фактически только в 2000-е гг. российские туристы стали открывать для себя старого подзабытого друга. Но их поток быстро рос. В прошлом году страну посетило уже около 150 тыс. россиян. По сравнению с другими странами, в полюбившейся Черногории россияне стали задерживаться надолго. Постепенно на черногорском побережье сложилась по-своему уникальная ситуация: массовое и длительное присутствие российских граждан,