может прервать этот поток и предотвратить скоропостижно принятые решения – это взгляд на себя со стороны или четко поставленный удар по морде.
У Мелинды весь этот эмоциональный коктейль был сдобрен щедрой порцией животного страха перед неизвестным. Страха, что придется нажать на спусковой крючок и закапывать тело. Избавляться от машины, от всех улик, возможных свидетелей, может, и от сына. Тут Мелинда, продолжая держать лес на мушке, внезапно поняла, что наскоро построенные в голове планы учитывали мельчайшие детали создания алиби. Уже были план А и план Б. Уже чистилась или сжигалась одежда, машина незаметно подгонялась к дому Ронни или также утилизировалась. В мысленном планировании Джей тоже устранялся и исчезал из ее жизни, как использованный карандаш, без следа и лишних сомнений. Даже с карандашом в обычной жизни Мелинда прощалась дольше, затачивая его до последнего, пока он не становился совсем коротким, а после этого хранила обрубок с грифелем. Это сравнение Джея, с которым они пятнадцать лет терпели Ронни и поддерживали друг друга, заставило Мелинду проснуться и отойти от мерзости, которая уже сформировалась в голове под названием «План Б». Ей стало страшно и одновременно стыдно за себя. Внизу живота появилась сильнейшая тяжесть, которая быстрее ракеты поднялась выше, вызывая нестерпимую тошноту и сгибая Мелинду пополам.
Придя в себя и вытерев губы, Мелинда продышалась, встала на ноги и выбрала удобную для стрельбы позицию. Она снова направила «Томми» в сторону леса и повторяла раз за разом: «Джей, сынок, мы их всех переварим». Мелинда была готова стрелять. Она приготовилась к ответственности за каждую выпущенную пулю. Все, что ей оставалось – ждать выстрела, которого все никак не было.
Через пару минут Мелинда услышала долгожданный приближающийся шорох, доносившийся из чащи леса. Секунды тянулись в ее голове, дыхание уже не успевало за ускоряющимся сердцем. Голова кружилась, а ноги теряли устойчивость. От адреналина у Мелинды заложило уши и перепонки становились действительно барабанными. Вместе с отвратительным непроходящим писком в голове стоял гул от собственного дыхания с непрекращающимися стуками сердца. Она начала судорожно вертеться по сторонам. Не выдержав, Мелинда, уже в слезах от усталости, собрав все оставшиеся силы, взвыла: «Кто бы там ни был, выходи с руками, поднятыми вверх, или я, мать твою, порублю этот сраный лес вместе с тобой!!!». Через минуту она выронила «Томми», упала от бессилия на колени прямо в грязь, не заботясь о чистоте чулок, и начала рыдать. Из леса выходил силуэт, который Мелинда узнала бы даже в полной темноте.
Эрни был невысоким пожилым человеком далеко за шестьдесят, с неотесанно обрубленными, как будто топором, седыми волосами, торчащими сзади, как маленький хвост павлина. При этом с опрятной короткой седой бородой, за которой ухаживали с гораздо большей тщательностью. Неизменно прямая спина, которая, вопреки небольшой хромоте на левую ногу, вела бой со старостью, позволяя старику в залоснившейся вязаной жилетке с десятком