по душе. Все видели тяжесть моего положения, ибо это чувство висело в воздухе, словно меч, подвешенный на волоске.
Тем унизительнее было, согнувшись в поясе, проталкиваться внутрь убогой колесницы, где были набросаны меховые одеяла, такими же одеялами меня кто-то укрыл сверху. В ногах у меня стоял небольшой ларец с ведовскими снадобьями, – не все из них я понимала и знала, и недавно сорванной сиреневой розой. Мужчины, кроме Борха, ехали верхом. Тот же занял небольшой приступочек на моей колеснице, чтобы править лошадьми.
– Куда везут нашу принцессу? – переговаривались в толпе. – Куда ее везут?
Я услышала властный отцовский голос, который призвал людей к спокойствию. Лошади, запряженные в мою горе-колесницу, тронулись с места. Кто-то запустил камнем в нашу процессию и тиульб, ехавший от меня по правую руку громко выругался. Они пришпорили коней. Меня качало, как в очень быстрой колыбели, благо меховые одеяла не позволяли телу больно биться о стенки экипажа. Узкое окошко, больше похожее на бойницу в башенке, не позволяло наслаждаться видами Долины, хотя я надеялась на это последнее утешение, да и света давала ровно столько, чтобы можно было различать день сейчас или ночь.
Было темно, тесно и безысходно. Казалось, что для меня в этой жизни не будет ничего хорошего. Всадники преимущественно молчали, изредка обмениваясь короткими фразами, касавшимися выбора дороги.
Я постаралась расположиться так, чтобы тело мое затекало как можно меньше, и, прикрыв глаза, вся обратилась в слух, почти видя четверых всадников, едущих по краям моей колесницы и пятого, что сидел впереди и правил лошадьми. Через три-четыре шааза* я уже знала, как зовут каждого из них. И различала их голоса по сказанным, пусть даже очень тихо, словам.
В Долине Роз не было воинов, наши мастера не славились умением искусно создавать оружие, в наших питейных не собирались толпы почитателей кулачных боев. Но всякий, от простого селянина до главного ведуна в храме, понимал, что имя человека может иной раз стать оружием, разящим не хуже меча из закаленной стали. Оно же может послужить средством, сохранившим от падения в объятия смерти.
Даррох, Ворон, Десволин, Туман. И Килиан Борх. Так звали моих сопровождающих. Надо полагать, что двое из них, а именно чернобровый и остроносый Ворон, и Туман, обладатель бороды с большой долей проседи, носили вместо имен прозвища. Даррох и Десволин – родовые имена. Но это не меняло сути.
К вечеру мы покинули Долину, и стало ощутимо холодать. Я закуталась в одеяла так, что наружу выглядывал лишь кончик носа. Как всадники переносили этот холод, укрываясь лишь тонкими шерстяными плащами, для меня было и вовсе загадкой.
Борх скомандовал остановку.
Мне остановка требовалась уже достаточно давно, ведь и принцессы имеют нужды, обусловленные телесными необходимостями. Но как объяснить эту потребность пятерым мужчинам?
Хвала предкам-ведам, Борх велел всем отвернуться, подавая мне руку и помогая выбраться из своей клетушки, от путешествия в которой