Стерлягах происходит. Но, если уж зашла речь о Выхухолеве, то расскажи, пожалуйста, что ты сама обо всем этом думаешь.
– А что тебя, больше интересует: убийство старой учительницы Веры Степановны или сама судьба несчастного Сереги?
– Как, неужели убили Веру Степановну? – ужаснулась я.
– Так ты, выходит, ничего об этом не знаешь? – удивилась баба Нюра.
– Ничего, баба Нюра, абсолютно ничего.
– Это было ужасное злодейство, убить несчастную старушку, и пусть бог покарает того, кто это совершил!
– Так ты считаешь, что это не Выхухолев? – почти вскрикнула я.
– Не знаю, Алиночка, не знаю. Вот придет Митя, он подробнее расскажет, но он не сомневается, что это Серегиных рук дело, а я сомневаюсь, очень сомневаюсь. Хоть ты убей меня, а все равно не поверю, что Серега законченным душегубом сделался.
– Баба Нюра, а ты еще про водочный завод в нашей деревне говорила. А ты ничего здесь не попутала? – перевела я разговор на другую тему.
Баба Нюра даже обиделась.
– Я точно знаю, на старой ферме расположился заводик водочный. Об этом все наши деревенские знают, а многие даже на нем работают. Водку эту, нашенскую даже «Аминовской» кличут. По имени своего хозяина. А ты говоришь, «попутала».
Я припомнила, что именно так называла мне вчера эту водку продавщица Лейла.
Перед приходом деревенского участкового Дмитрия Оглоблина баба Нюра предупредила меня:
– Ты на Митю особо внимания не обращай. Он сейчас ходит как будто обухом по голове ударенный. А все любовь. Он свою Лейлу на руках носить готов был, а она все рога ему наставляла со своими парнями из диаспоры. А потом и вовсе хвостом вильнула и уехала жить в райцентр. Вестимо, там жить сподручнее: и водопровод, и все другие удобства. А у нас что? Все удобства на дворе. Она, бывшая его, к этому, видите ли «не привычная». А так, Митя, парень хороший. Это я тебе от души говорю, а не потому, что он мой сродственник.
– Да знаю, я, баба Нюра, по правде говоря, Митя в школе мне очень нравился, а он на меня внимания никакого не обращал. Да, что уж там вспоминать давно прошедшее.
– А у самой тебя как дела на личном фронте? – поинтересовалась баба Нюра, – небось, замужем давно?
– Да нет у меня никого. Сначала учеба в университете, потом работа ненормированная, а тут смерть родителей, до личной жизни ли теперь? И я уже почти старуха, скоро тридцать разменяю, кто меня такую замуж возьмет? – невесело пошутила я.
– Ай, Алиночка, не скажи, мне бы твои годы. Ну хотя бы полтину сбросить! Уж я бы развернулась! – воскликнула баба Нюра.
Тут в дверь постучали.
– Полицию вызывали? – спросил бархатный баритон.
Это пришел Митя Оглоблин, деревенский участковый уполномоченный.
Ему очень шла форма полицейского. Я иногда обращала внимание как мешковато выглядела куртка на других, а на нем сидела просто отлично. Куртка делала плечи Мити еще шире, а фуражка с высокой тульей его рост – еще выше.
– А,