е всего Любе не хотелось, чтобы после опрометчивого приглашения пугающая сторона примерного Ибрагимова развернулась к ней лицом.
«Какая муха меня укусила? Ведь совсем и не думала его приглашать… Спонтанно как-то получилось… Удивительно, что Имир согласился! Он так странно наклонился ко мне и глазами сверлил! Наверно, понял, что я хочу его брату напакостить… Вот и неправда! Просто с языка сорвалось. Хотя на Сэро в тот момент я очень злилась, потому что задолбалась. Все его защищают, куда ни посмотри: Камилла, Денис, Ната, ну и Имир, само собой! Родной брат, всё-таки. Хоть бы кто о моих чувствах подумал, хоть разочек побеспокоился! – переживала тихоня. – Нет, никто и никогда. Все на стороне Сэро, а я – так, сбоку припёка. Что мне делать с Имиром? О чём болтать? Романы Достоевского обсуждать, что ли? Не хочу, хоть он и крутой собеседник. Сама напросилась, блин! Придётся делать хорошую мину при плохой игре. Надеюсь, он с часик посидит и восвояси утопает».
Люба накрыла стол красивой белой скатертью и щедро заставила едой, как учила мама: «Гости должны чувствовать себя у нас, словно в доме родном!» Приготовила картофельное пюре, напекла котлет – постоянные атрибуты застолий на Солнечном 27. Открыла несколько банок с зимними салатами, малиновое и клубничное варенье, помня, что именно эти сладости первыми улетели со стола, когда мальчики спонтанно навестили её втроём. Едва вернувшись, она шустро прибралась и помыла полы, но спокойнее от выполненных наспех хозяйских дел чувствовать себя не стала. Её продолжало колбасить от волнения и страха мелкой дрожью, затормаживающей движения.
Поспелова никак не могла принять решение: мыть голову и переодеться в симпатичное домашнее платье, что Сэро подарил ей в Краснодаре, или остаться с хвостиком да в пропахшем готовкой, повидавшем многое халате. Ради приличия, учитывая, что Имир – родной брат Сэро, стоило прихорошиться и выглядеть достойно, дабы не подмочить репутацию. Но Люба настолько боялась отличника да не хотела, чтобы тот у неё не дай Бог задержался, что серьёзно подумывала оттолкнуть парня неопрятным нарядом и несвежей причёской. Приценившись, что в необозримом будущем ей, возможно, придётся краснеть перед всей компанией за бабий неряшливый прикид, если Имир об этом расскажет, девушка всё же согрела чайник и начала купаться в тазике в котельной.
«Может, повезёт, и Имир не придёт… Ага, не придёт, но сдаст Сэро, что я его пригласила, и в понедельник тот где-нибудь меня придушит! Или зачморит у всей старшей школы на глазах… Мамочка родная!.. Ой, а если они вообще припрутся сюда вдвоём, и Сэро за то, что я Имира посмела позвать, как наваляет! Или Имир заявится типа один, а Сэро спрячется снаружи под окнами и будет подслушивать, а потом зайдёт неожиданно и скажет всё, что обо мне думает? Ещё хуже вариант, если они Дена прихватят… Ох, Денис меня навсегда-пренавсегда уважать перестанет!»
Бурная фантазия под давлением неуверенности, страха ошибки да беспочвенного чувства вины, богато взрощенного Александрой Григорьевной, старательно рисовала сцены параноидальные, пугающие и донельзя нелепые. Если бы Имир имел возможность познакомиться с этими самыми сценами, что покалеченное воображение нежной фиалки Любы Поспеловой сейчас порождало, то крепко бы расстроился, а то бы и оскорбился.
Люба отжала над тазиком мокрые волосы, надела трусики и обнаружила, что домашнее платье из-за нервной рассеянности оставила в спальне вместе с большим полотенцем.
«Чёрт бы, курицу, побрал! – зло выругалась, взбесившись от досады, подросток, выйдя голяком из котельной в гостиную. Низкая температура большого жилья тут же дала о себе знать, и Любина кожа мгновенно вздыбилась гусиными мурашками. – Коридор надо за секунду пересечь, или нахрен околею! К вечеру так холодает, что фиг согреюсь потом. Не сидеть же при Имире в толстом мамином махровом халате».
При воспоминании об уродливом растрёпанном халате Шуры Поспеловой Люба брезгливо поморщилась, задрожала от сквозняка, обдавшего нагое тело, едва открылась дверь в никогда не отапливаемый коридор, да столкнулась с отличником, стоявшим у входа в дом с веранды и, видимо, только что вошедшим.
Оба застыли в немом молчании. Люба от шока не смогла даже закричать, лишь хлопала широко распахнутыми глазами. Ошарашенное лицо Ибрагимова вытянулось, аккуратные чёрные брови взлетели на лоб, челюсть отвисла, но юноша, сглотнув, всё же смог с горем пополам вернуть себе невозмутимый вид. Кое-как улыбнувшись, он шутливо произнёс:
– Вот это да! Меня так ещё никто не встречал!
Реакция внезапно вернулась к школьнице. Разморозившись, она пулей влетела назад в гостиную. Тут же сообразив, что одежда всё-таки находится в спальне, девушка чуть приоткрыла дверь и подала голос, предательски дрожавший от унижения:
– Это… Мне надо как бы в комнату…
– Не вопрос! – отозвался смущённый Ибрагимов. – Я отвернусь, а ты пройдёшь, хорошо?
– Спасибо! – девочка стремительным бегом пересекла коридор, мельком глянув на спину отличника. Оказавшись в своей берлоге, она, чтобы окончательно не ударить в грязь лицом, решила перебороть ужас, накативший волной от случившегося, поэтому, приоткрыв дверь, волнуясь, с запинками затараторила из щели:
– Извини,