давно перевалило за полночь, а Тэруми так и не могла найти покоя. И вроде ж ночь как ночь. И день до неё был такой же, как и остальные. Пустой. Бессмысленный. Так почему сегодня особенно больно? Воспоминания душили её, волнами проходя по её израненной душе. И казалось, что её сейчас разорвет.
Чувствуя, что сейчас умрет просто так, без причины, и оставит ведьмочку в этом мире совсем одну, Тэруми вскочила и отправилась в соседний дом. Тихонечко приоткрыла дверь и зашла, замирая у порога, зябко поджимая пальцы на босых ногах.
– Не спится? – тихо спросила Лайя, приподнимая голову от подушки.
Тэруми кивнула, переминаясь с ноги на ногу. Лайя отодвинулась на край кровати, приподняла одеяло и похлопала рукой по матрасу, приглашая. Тэруми бегом пересекла комнату и улеглась рядом.
– Не хочу быть одна, – призналась Тэруми, её голос надломился, выдавая сдерживаемые слезы.
Лайя притянула её голову и поцеловала в лоб.
– Расскажи мне что-нибудь, – попросила Тэруми.
– Тебе грустное или веселое?
– Неважно, главное, чтобы в конце все были счастливы, – ответила она тихо.
Ведьмочка что-то зашептала, Тэруми толком не понимала смысла, да это было и неважно, лишь бы ощутить хоть чьё-то тепло. Чтобы не было так холодно… Уже засыпая, Тэруми почувствовала, как её укутали. Нежная улыбка скрасила скорбное лицо. Ведьмочка – её подарок в жизни за всю ту боль, которую ей довелось испытать.
Глава 3
г. Кейм, империя Азуриан, три года назад…
Когда отец пришел в его кабинет, Чонсок не удивился, хотя внутренне напрягся, предчувствуя непростой разговор. Повелитель никогда не приходил сам. Если ему что-то нужно, он вызывал к себе, а тут пришел лично. Такая честь. Неуместный сарказм Чонсок подавил и почтительно встал, склоняя голову, а потом снова опустился в кресло.
– Ты давно не приходил ко мне, – начал Повелитель издалека, чем ещё больше насторожил. – Есть повод беспокоиться?
– Прошу прощение за невнимательность, был увлечен текущими делами, – вежливо проговорил он, стараясь смотреть твёрдо, но почтительно. – Стараюсь наверстать за упущенные праздные годы, когда моё поведение вызывало вашу обеспокоенность.
Если отец и удивился, то вида не подал. Он, как никто другой, умел оставаться поразительно безучастным. С таким же успехом можно было говорить в пустоту. В период юности эта черта отца выводила Чонсока из себя. Много вещей он делал специально для того, чтобы отец накричал на него. Но… Сломить выдержку Повелителя юному Чону было не под силу. Хотя с годами он начал подозревать, что это была не выдержка, а безразличие.
– С той поры ты уже сделал достаточно, чтобы моё беспокойство растаяло.
– Никогда не будет достаточно, – смиренно проговорил Чонсок, подавляя желание вздернуть подбородок и сказать: «Можем и дальше практиковаться в вежливости, а можем перейти сразу к делу».
– Что изучаешь? – спросил словно невзначай Повелитель.
Чонсок погасил внутренний триумф от победы и спокойно