сила, ожидающая лишь команды, чтобы пробудиться.
– Теперь начинается очищение. Первая звезда падёт, и мир узнает силу тьмы.
Его голос звучал, как шелест сухих листьев, перекатываемых ветром – холодный, отстранённый, но полный затаённой мощи. Каждое слово было чётким, словно выбитым на камне, и отдавалось в комнате гулким эхом. Мужчина подошёл к стене, где висела карта Сеула. На её поверхности, обтянутой тусклым светом, выделялись красные точки, отмеченные с пугающей точностью. Они напоминали капли крови, запёкшиеся на старом холсте, а между ними, как связующие узлы, виднелись фотографии.
Эти изображения, обычные на первый взгляд, несли странную тяжесть. Радостные лица фанатов, сияющие влюблённостью и энтузиазмом, контрастировали с холодом, что наполнял воздух комнаты. Снимки вокалистов группы Eclipse и сцены их выступлений были разложены, словно трофеи, но казались изъятыми из чужих жизней – кусками мира, который должен был кануть в пустоту. Мужчина медленно провёл пальцем по одной из точек, оставляя за собой еле заметный след, как будто сам контакт с картой придавал ей странную, зловещую энергию. Его палец остановился на фотографии девушки. Она улыбалась, её глаза блестели, а свитер с логотипом группы придавал ей наивное очарование. Но в глазах мужчины её образ был иным – не просто лицом, а символом, началом неизбежного.
– Ты станешь первой. Ты покажешь им дорогу в забвение, – сказал он, и его голос наполнился нотками почти нежного упрёка, будто он прощался с давно знакомым призраком.
Сняв фотографию со стены, он поднёс её к свечному огню. Пламя загорелось мгновенно, с шипением, будто сама фотография сопротивлялась своей судьбе. Огонь, яркий и неестественно быстрый, поглотил изображение, оставив лишь чёрный пепел, который осел на его пальцах, липкий и тёплый. Запах сгоревшей бумаги смешался с тяжёлым ароматом ладана и железа, усиливая чувство удушья. Мужчина стряхнул пепел на пол, а затем вытер пальцы о поношенную ткань своего ханбока, словно завершая ритуал. Его движения были неторопливыми, исполненными странной торжественности.
Бросив последний взгляд на алтарь, который теперь казался затихающим сердцем комнаты, он направился к выходу. Дверь закрылась за ним с глухим скрипом, словно сама ночь не хотела впускать его в свои объятия.
Снаружи ночь была неподвижной, но пронизанной странным напряжением. Она дышала тяжестью, напоминая грозовое облако, готовое обрушиться на землю. Луна, скрытая за рваными клочьями облаков, выглядела, как закрытый глаз, уставший от наблюдения за человеческими грехами. Даже воздух, влажный и прохладный, нёс с собой запах сырости, смешанный с тонкими нотами гнили и сгоревшего дерева, будто сама земля знала о грядущем.
Звуки города раздавались приглушённо, как далёкий плач, едва слышимый за стенами времени. Мужчина шагал по узким улочкам, его силуэт сливался с тенями, как будто мрак принимал его за своего. Его шаги были беззвучными, а каждый уголок, в который он ступал, будто терял часть