Степановича было не остановить. Он вооружился старым ружьем, взял с собой Евлампия в качестве помощника и, в сопровождении графа Григория, отправился в лес. Пантелеймона, желающего приобщиться к благородному занятию, Афанасий Степанович решил оставить дома, опасаясь, что тот перепутает зайца.
Охота началась довольно вяло. Афанасий Степанович постоянно спотыкался, ронял ружье и пугал всех окрестных птиц своими громкими разговорами. Евлампий, мечтавший о героических подвигах, разочарованно бродил по лесу, не видя никакой дичи.
– Отец, – вздохнул он, – что-то охота совсем не задалась. Может, пойдем домой?
– Не унывай, Евлампий! – ответил Афанасий Степанович. – Сейчас мы им покажем! Вон, смотри, заяц!
Афанасий Степанович, прицелившись, выстрелил. Ружье, отдав сильную отдачу, выбило его из рук. Заяц, испугавшись, скрылся в кустах.
– Эх, промазал! – сокрушенно произнес Афанасий Степанович. – Ну ничего, в следующий раз повезет.
Пока Афанасий Степанович и Евлампий безуспешно пытались поймать хоть какую-нибудь дичь, граф Григорий, отойдя в сторону, наслаждался тишиной и красотой леса. Вдруг он услышал тихий плач. Оглядевшись, он увидел Лукерью, сидящую под деревом.
– Что случилось, Лукерья? – спросил граф Григорий. – Почему ты плачешь?
Лукерья, вытирая слезы, ответила:
– Я… я люблю!
– Любишь? – удивился граф Григорий. – И кто же покорил твое сердце?
– Да никого тут нет! – ответила Лукерья, покраснев. – Я просто люблю… любовь! Мечтаю о прекрасном рыцаре, о страстных чувствах, о приключениях… А тут… охота, огород, мельница… Скука!
Граф Григорий улыбнулся:
– Любовь – это прекрасное чувство, Лукерья. Но не стоит ждать рыцаря на белом коне. Любовь можно найти и рядом, в простых вещах, в добрых людях, в красоте природы.
Лукерья задумалась над словами графа Григория. Она впервые посмотрела на мир другими глазами.
Тем временем в поместье разгорался нешуточный конфликт. Акулина Петровна, обнаружив, что запасы соленых огурцов уменьшились вдвое, пришла в ярость.
– Пантелеймон! – кричала она, метая громы и молнии. – Куда делись мои огурцы?! Ты опять все сожрал?!
Пантелеймон, кланяясь и божась, отрицал свою вину.
– Акулина Петровна, – лебезил он, – я к огурцам даже не прикасался! Клянусь всем святым!
– Врешь! – кричала Акулина Петровна. – Я знаю тебя, как облупленного! Ты готов продать душу за соленый огурец!
В разгар перепалки во двор вошел Митрофан, неся в руках полную корзину… соленых огурцов.
– Акулина Петровна, – заикаясь, произнес он, – я… это… хотел вам сюрприз сделать. Собрал огурцы с дальней грядки, чтобы они у вас всегда были под рукой…
Акулина Петровна, увидев Митрофана с огурцами, замерла. Она поняла, что зря обвинила Пантелеймона.
– Пантелеймон… – пробормотала она, покраснев, – прости меня… Я… погорячилась.
Пантелеймон, воспользовавшись