широкими медленными шагами прошелся взад-вперед. Потом он глубоко затянулся и, выпустив дым, придавил папиросу в пепельнице. Затем бывший царь встал и вместе с Фредериксом отправился в вагон-канцелярию, чтобы лично составить Манифест о своей отставке. Через один час, император подал Гучкову отпечатанный лист, и тот бережно взяв в руки бумагу, торжественно прочитал про себя.
По просьбе думцев Романов подготовил еще несколько важных бумаг. Последними указами император уволил прежний состав Совета министров, назначил князя Львова новым председателем правительства и утвердил Верховным Главнокомандующим великого князя Николая Николаевича.
Романов, приметно нахмурив померкнувшие глаза, подал подписанные бумаги Гучкову.
– Прочтите, – в синих глазах императора блеснуло брезгливое выражение.
Гучков подобострастно просмотрев бумаги, и видимо, чтобы узнать дальнейшие планы Романова нерешительно спросил бывшего царя:
– Что вы теперь собираетесь делать, Николай Александрович?
Ники невидящими глазами скользнул по делегатам из столицы.
– Поеду в Могилев, чтобы проститься с войсками и повидаться со своей матушкой, а потом вернусь к своей жене и детям, – ответил Романов, собрав морщины на лбу.
Шульгин нетерпеливо высказал послесловие.
– Ах, ваше величество, если бы вы раньше задумались, то всего этого не случилось бы – внушительно промолвил Шульгин.
Ему явно не терпелось вставить свое слово в дискуссию.
– Вы думаете, обошлось бы? – недоуменно спросил Романов, и в его глазах выразилось такое отвращение и презрение, что депутаты невольно опустили глаза вниз.
Романова неоднократно предупреждали о грядущем перевороте, но он на это всегда неизменно отвечал, что на все воля божья. Что, верно, то верно разве судьбу обманешь?
Когда государь и депутаты расстались, Матвей Васильев взглянул на часы. Они показывали почти полночь. В этот час очередной акт драмы Романовых закончился. Преступное свержение с престола одного из самых лучших императоров России свершилось. Получив нужные документы, два актера сыграв как по нотам, и все что им требовалось сыграть по роли, откланялись. Они покинули сцену, не дожидаясь рукоплесканий из зала. Талантливо или нет, они сыграли – это уже скажет русский народ и история.
Через некоторое время, Романов не зная, куда деться от щемящей тоски и обиды вместе с Мордвиновым выскочил на перрон, чтобы подышать свежим воздухом. Стоявшие возле вагона конвойные казаки вытянулись в струнку.
– Можете снять с погон мои вензеля, – с горечью обронил Ники, закурив папиросу.
– Ваше величество, велите их догнать и убить! – вскрикнул с болью в душе казак, но Романов, выпустив изо рта дым, горько покачал головой.
Мордвинов, досадуя на себя, что не может найти нужных слов, чтобы утешить бывшего царя попросил его не волноваться, добавив,