не пойму, как ей могло десять лет назад быть почти тридцать? Даже сейчас поменьше будет, я отвечаю.
Вздыхаю. Ему для убедительности только икнуть остается.
Его друг, рослый широкоплечий мужчина с излишней растительностью на лице, наклоняется и что-то говорит пьянчуге на ухо. Тот в ответ кивает, как-то слишком низко, затем поднимает взгляд на меня, смотрит вопросительно.
– Елена, для Вас – Александровна. Тридцать девять лет. Есть дочка. Не замужем, чему несказанно рада, – протягиваю над столом руку в сторону общительного, но её его друг перехватывает.
– Очень приятно, Елена. Владимир.
Киваю в ответ на приветствие и тут же вырываю руку из крепкого теплого захвата.
– Понятно, да, почему мы её замуж так и не выдали? Но я надежд не оставляю, – снова отзывается Рая. Она чистая противоположность моей матери. Дай волю – нахватила бы Агату и себе забрала, лишь бы я только почаще гуляла, с мужчинами.
– В темноте шансы есть, – добавляет Наташа тихонько, так чтобы только нам с Мариной слышно было. – Они хотя бы твой уничижительный взгляд не видят, – Марина так звонко смеется, что и я от улыбки не могу удержаться.
Судя по всему, Владимира друг тоже утомил. В первом часу он прощается за них обоих и уводит его, сопротивляющегося, в неизвестном направлении. Но там без шансов, больно уж он внушительным вырос, Володя, во всех возможных смыслах.
Я отвожу девочек к Рае домой, обещая приехать с ночевкой до конца года. Какого именно года – не уточняю.
Глава 3
Агата
Мама молчит. Смотрит на меня и молчит! Понять, о чем она думает,
в этот момент невозможно. Не выдерживаю – опускаю глаза, разглядываю свои руки, крепко сплетенные пальцы. Страшно снова смотреть ей в глаза. Вдруг там осуждение будет? Как это возможно пережить?
Я думала со Стёпой всё плохо прошло. Нет, конечно, там тоже… Хуже я себе представить не могла. Но сейчас мне явно не легче. Давлю в себе желание руку к груди прижать, попридержать сердце, которое так и норовит из груди выпрыгнуть.
По ощущениям в моей жизни момент хуже был только раз. Когда я маме истерику закатила, мол, жить с ней не хочу. Лучше с папой. А потом, спустя пару недель, нашла в её старой почте письма с угрозами от папы. Сама она мне о нём плохое не говорила никогда. У нас вообще не принято было о нем вспоминать. Я не знала, как тяжело они расстались, и через что ей пришлось пройти. Стыдно перед мамой было очень. Сейчас точно так же.
– Ну, иди сюда, обниму тебя что ли, лялька моя, – голос мамы звучит спокойно, без укора и раздражения. Это ранит даже сильнее, чем если бы она злилась. Слёзы сами собой начинают катиться. Подрываюсь и несусь в её распахнутые объятья. – Ну и чего ты разрыдалась? Не хотела мне говорить?
Не знаю как, она сама догадалась о беременности. Спросила в лоб. Как тут наврать?
Пару месяцев и станет видно, потом объясняй, зачем обманула. Естественно, я хотела рассказать. Но не так же!
Сдерживаться не получается, прижимаюсь