проекций.
И когда меня затянул один из вариантов, в который я случайно ступил, он запустил череду внутренних поэтапных изменений моего сознания. Каждую минуту своей прожитой жизни, я переносил как и положено – считая кульбиты меня прошлого и матом восторгаясь от мышления, которое привело к внезапным кочкам на пути, к настоящему и будущему себе…
Поняв, что пауза затянулась, а мне нужно дать ответ прямо сейчас, я прикинул, что отвечу:
– Да, в какой-то степени ты прав.
Он посмотрел на мой важный вид, очевидно, не понимая, что если я полагаю, что мои мысли читают окружающие, то с какой стати тогда я не прочту его?
– Поэтому, старик, важно понимать собственную сопричастность в любых отношениях: от любви, до партнерства, – уверено начал он. – То есть, если ты осознаешь, что ты тоже сопричастный, то и твои дела на работе идут в гору, и настоящие друзья притягиваются, и любовь будет идеальная.
– Значит, ты считаешь, что если я буду осознанным в своей сопричастности, то эта сопричастность будет проникать в организм так же, как когда-то в него попадал коронавирус? И, в конце концов, в мире наступит гармония? – перебил его, полагая, что уловил мысль.
Он прищурится, явно не понимая, о чем я.
– Нуу, что то типа того… Лучше расскажи за ту девушку, с которой у тебя не вышло?
– Не вышло – это когда ты не смог физически. А «не выгорело», это когда что-то пошло не по плану.
– А какой был план? – спросил он.
– А план был, в первую очередь, договориться с собой. Чтобы тот Я, с которым веду общение, тоже захотел. Все заключалось в его согласии. Реальный-то Я всегда хочет.
– То есть, своего рода, разговор двух альтер-эг, – заключил Боря.
– Разговором это точно не назвать. Ведь «разговор» тесно соприкосается с собеседованием, а собеседование, в свою очередь – завуалированное рабство, – неожиданно для себя самого вырулил я. – Я бы назвал это беседой. Такой, знаешь, как у хороших друзей, которые с детства вместе. Они же не могут вести между собой собеседование? Нет. Настоящие друзья не могут считать друг друга рабами, если отталкиваться от того, что «собеседование» – это путь туда, а «разговор» в этом всем некое начало начал. Или абсолют. Абсолют всех отношений, понимаешь? А это тебе не какая-то там сопричастность.
– Ты правда считаешь, что «общая сопричастность» никак не соприкасается с «разговором»? – возмутился он. – Как бы люди общались без взаимной «сопричастности»? Выходит, «сопричастность» является абсолютом абсолютов.
Я вдумался в то, что он сказал и на секунду подвис. Выходит, все то, что мы считаем важным в этой жизни, в мире сопричастности всего лишь пшик. Зачем тогда беседовать о маловажном, то есть, о каких-то там «разговорах» на низких вибрациях? А тогда к чему я устраиваю звон по тому, чьего ухода из жизни так желал? Почему я отчаянно защищаю собственное эгоцентричное Я, вылезшее из-за издаваемых подсознанием звуков, которое завладело сознанием, а то, в свою очередь, ртом? Тогда, быть может, вся атрибутика успешной жизни,