и стрелки приближались к половине шестого по местному времени. До закрытия регистрации и оформления багажа оставалось всего два часа. Несмотря на международный статус, столичный аэропорт имени Исламбека Карадаглы не искрил жизнью: его пустынные залы напоминали покинутые храмы, где звучали лишь отголоски и редкие шаги пассажиров. Из колонок периодически доносилось одно и то же сообщение о рейсе в Москву, повторяющееся, как старая песня, что не покидала умы людей в ожидании.
Справа от входа в главный зал, греясь в густом потоке утреннего света, пассажиры уставились в экраны, заполняя анкеты и ожидая своей очереди на регистрацию. Освободившись от тяжести своих чемоданов, они направлялись к таможенному контролю, где сотрудников, казалось, больше интересовал порядок, чем судьбы людей. За длинным столом, обставленным строгими атрибутами государственной службы, сидели представители различных контролирующих органов, облаченные в скучные униформы. Их взгляды были холодны, а вопросы каждому пассажиру повторялись, словно это был ритуал – пытать тех, кто решился покинуть родные места.
Люди, сплоченные общей неведомой тревогой, понимали: последние годы русскоязычное население стало покидать страну все чаще, выбирая билет в одну сторону. Это происходило из-за негласной государственной политики, навязываемой властями, словно неумолимый дождь, который постепенно размывает все на своем пути. Введение запрета на использование русского языка в государственных учреждениях лишь усугубило ситуацию, стало последней каплей для многих. Число желающих получить статус переселенца в Россию заметно увеличивалось с каждым месяцем. Страну покидали искатели лучшей судьбы разных возрастов: одни спешили оставить все в прошлом ради будущего своих детей, другие стремились к воссоединению с родными, а некоторые мечтали о тишине и покое на родной земле, чтобы спокойно дожить свои дни.
Общество также заметно изменилось в отношении к русскоязычным. Работников с плохим знанием местного языка отстраняли от должностей, будто они оказались за чертой ненужных. Беспощадная игра жестокой реальности заставляла вытеснять тех, кто, возможно, никогда не имел к этому отношения. Негласные указания сверху преобразовывали привычный уклад жизни, заполняя освободившиеся места местными кадрами. Такие перестановки и привели к снижению качества работы, а подспудно процветали угодничество, кумовство и коррупция. В стране не просто назревала, но уже мощно укоренялась коррумпированная власть. Власть, олицетворяющая авторитарную диктатуру, массивная и непоколебимая.
На особенно активную часть интеллигенции нарастало необъяснимое психологическое давление, будто невидимый груз, облегающий их души и затмевающий разум. Чувство беспомощности и подавленности становилось повседневным спутником. Инициативность большинства людей, когда-то цветущая и не боявшаяся перемен, начала носить покорный характер, словно они шли на поводу у чужой воли. Жизнь наполнилась бесконечными, порой абсурдными ограничениями, и в стране, казалось, росло число контролирующих органов, ежедневно затягивающих петлю контроля все плотнее.
Эти провалы и изменения в политической, социальной и экономической жизни общества подавались в искаженной форме через средства массовой информации, что придавало им характер государственной тайны. Открытая ложь и тотальное подчинение указаниям сверху проникли во все слои населения, став обыденностью. Когда-то цветущая республика, часть большой страны Советов, катится в бездну, теряя свою самобытность и надежду.
Уровень жизни неуклонно падал, место процветания заняли бедность и нищета. Стремление прокормить семью, одеть и обучить детей стало настоящим испытанием для многих. Людей удушало отсутствие достойной работы: многие градообразующие предприятия закрылись из-за отсутствия спроса на производимую продукцию или вовсе были нарочно обанкрочены, чтобы их активы могли быть легко приватизированы высокопоставленными чиновниками. Те немногие, кто все еще имели работу, еле сводили концы с концами, и общее настроение в обществе было туманным и настораживающим, словно предчувствие надвигающейся бури.
Из страны продолжали уезжать не только русскоязычные, но и часть коренного населения. Кто-то искал лучших перспектив в работе, кто-то уезжал безвозвратно, стремясь обрести счастье и покой. Люди, которые находили выход из ситуации, покидали родные места иногда целыми семьями, предпочитая неизвестность за пределами своей страны, лишь бы уйти от безысходности. Они уезжали не только в Россию – к другим странам также находились открытые пути, полные надежд на новую жизнь.
В небольшой очереди к таможенному контролю стояла семейная пара, погружённая в свои мысли. Вдруг к ним подошёл высокий седовласый мужчина с лысиной на макушке, словно из другой эпохи. Не дожидаясь своей очереди, он, с уважением и обаянием, обратился к супругам: «Ребята, извините, не позволите ли мне пройти перед вами?»
Назар и Фаина, не раздумывая, уступили дорогу, и в этот момент Назар с удивлением осознал, кто перед ним. Это же Михаил Дмитриевич Новожилов! Сердце его наполнилось радостью и волнением. Он приветливо произнёс: «Доброе утро, Михаил Дмитриевич! Проходите, пожалуйста». Профессор, с лёгким кивком головы